А РОДИНА УМЕРЛА...

Юрий Кувалдин. Родина: Повести и роман. Оформление художника Александра Трифонова. - М.: Книжный сад, 2004, 576 с.

В новую книгу Юрия Кувалдина "Родина" вошел его роман "Родина" и повести, напечатанные в периодике за последние годы (в журнале "Наша улица", а также в журналах "Континент", "Грани", "Время и мы").

Главные герои повестей "Замечания" и "Титулярный советник" - "маленькие люди" нашего времени, скатившиеся в яму бедности и мечтающие выбраться из нее. В первом случае - это слесарь военного завода Сергей Васильевич, который уже пять месяцев не получает зарплату и таскает с завода на рынок бронзовые ручки собственного изготовления, чтобы продать их и заработать денег на себя и свою семью. А во втором случае - это служащий развалившейся конторы Олег Олегович, который уволен оттуда "по собственному желанию" и уже несколько месяцев никуда не может устроиться работать. Судьба дает им обоим шанс выбраться из ямы и стать большими людьми, и посылает каждому из них Бога с посошком. Сергею Васильевичу - в образе директора одной торговой фирмы, Владимира Исаевича, который назначает его своим заместителем. А Олегу Олеговичу - в образе своего однокурсника Маркова, директора фирмы "Цветы России", который тоже назначает его своим заместителем.

"...зачем я вам нужен неграмотный?" - спрашивает своего спасителя слесарь. - "За тем, чтобы вы были верны моей фирме, как родному заводу! - отчеканил этот странный Владимир Исаевич". А Марков объясняет своему "заместителю": "...мне нужен верный человек.... такой, как вы".

Первый "избранник" выполняет правила игры и правила поведения, прислушивается к замечаниям начальника и становится преуспевающим и к тому же хорошо воспитанным человеком, а не быдлом, каким он был. А второй, едва только поднимается на ноги и получает большие деньги и приобретает дом и машину "жигули", решает, что он достоин лучшего, и перебегает "оруженосцем" в другую фирму, где он надеется купить себе "мерседес", и теряет всё, что приобрёл, и опять оказывается в яме, потому что директор фирмы аферист. Мораль сей басни ясна. Но дело не в ней и не в сюжете. А в самой художественной фактуре произведений, которая и делает их интересными для читателя, если он умеет читать, то есть умеет чувствовать слово, проникать в суть творческих замыслов автора, воспринимать своеобразие его стиля.

Изумительны портреты персонажей, с чертами шаржа. - Олег Олегович "был, что называется, много раз описанный старинными русскими перьями типичный экземпляр титулярного советника, которых в одной Москве насчитывается столько, что собьешься со счета", он был "похожим на мопса - ...с жиденькой бородкой, которую он когда-то в юности отпустил для солидности", "роста он был низенького, телосложения - щуплого, а есть хотел, как Поддубный". Жена у него - "огромная, грудастая". Они живут в своем размеренном ритме. Он каждое утро "перелезает через жену", так как спит у стенки, и босиком идет на кухню и ищет, что поесть, то остатки гречневой каши на дне кастрюли, то кусочек сыра, то подгоревшую картошку на сковороде. И в течение всего повествования он то и дело "перелезает через свою жену" и босиком идет на кухню. И когда перелезает через нее в который раз, читатель не может удержаться от смеха. Возникает комический эффект там, где как бы нет ничего комического. А она каждый раз, когда он приносит домой деньги, хватает эти деньги, прижимает к своей "взволнованной груди" и говорит ему: "Пошли!" - увлекает его на кровать и отдается ему с неистовой страстью. То же самое делает и жена Сергея Васильевича. Когда муж сует ей тридцать тысяч рублей (на мелкие расходы), она тянет его в постель и говорит: "Если хочешь, полежи со мной..." В этом они обе похожи, как "близнецы-сестры". Через комические эффекты автор добивается особой живости и яркости в изображении своих героев и каких-то моментов их жизни, как обычных для них, так и необычных.

Хорошая проза требует от автора - мыслей, мыслей и мыслей. Если их нет, то проза не может быть хорошей. Кувалдин - художник-интеллектуал, художник-философ, мыслитель. В его повестях много мыслей между строк, которые читатель должен понимать на интуитивном, подсознательном уровне, и много их и в чистом виде, в виде афоризмов. Например, от лица Владимира Исаевича: "Кто работает на военных заводах, тот работает на войну. ...Преступно работать на войну... Нужно просто не устраиваться на военный завод, не ходить в армию, не поступать в военные училища! Тогда и войны не будет". Солдат-окопник Виктор Астафьев, искалеченный на фронте, поддержал бы его двумя руками.

Герой повести "Вавилонская башня" - неуёмный собиратель и читатель книг врач Шевченко. Он регулярно ходит в "Книжную лавку для интеллектуалов" и покупает там книги, "новые поступления", и тащит их домой, в свою маленькую комнату в коммунальной квартире, на Второй Парковой улице. Комната его напоминает "фундаментальную библиотеку, вернее склад этой библиотеки". Там нет "места для передвижения", кругом одни книги. И даже кровать стоит в нише из книг, в "книжной арке". У него есть вычерченная им на "бумажной простыне" схема, в которую он аккуратными мелкими буквами вносит названия своих новых поступлений и имена авторов, расстилая ее на полу. Схема эта - нечто вроде Вавилонской башни, в форме конуса, с широким основанием и узкой вершиной, строение из книг, где каждая - кирпичик этой башни. В основании лежит Библия, по мнению Шевченки, "плохо написанная книга"" с литературным "персонажем по имени Яхве", а дальше идут Платон, Фихте, Спиноза, Конфуций, Гоголь, Гегель, Макиавелли, Достоевский, Ницше, Толстой, Тургенев, Шатобриан, Языков, Тютчев, Ренан, Фома Аквинский, Кувалдин, Чехов, Блок, Астафьев, Сэлинджер... Шевченко живет в мире книг и в своем внутреннем мире и общается с великими. К нему в гости приходит Достоевский, и Шевченко критикует его, как какого-нибудь студента Литинститута первого курса, говорит ему, что он "работает не образами, не паузами", как, например, Чехов, а "прямыми мыслями, серьезными мыслями" и ему, в отличие от Чехова, не хватает юмора, иронии, и что он пишет слишком длинно и его нужно сокращать втрое, и опять ставит ему в пример Чехова, у которого в одной фразе - "половина Достоевского". Тот оправдывается перед своим читателем, говорит, что каждый пишет по-своему, и что если он будет писать коротко, то ему будут мало платить, а ему нужны деньги, "средства к жизни", "чтобы жить". А Шевченко, как профессор Литинститута или член Академии Российской словесности, советует ему идти "служить по инженерной части", чтобы у него были деньги, и писать в свободное время. Приходит к Шевченке и Тургенев... Внешний мир для Шевченки как бы не существует. И он даже не всегда понимает, где он находится, на старой своей квартире, на Второй Парковой улице, откуда его выселили новые русские, так как решили сделать в ней свой офис, свою фирму (в центре города - удобно), или на новой, в Измайлове, куда они его вселили... И в конце концов съезжает с катушек... и едет в какое-то Бабкино... и ему светит психбольница, которая плачет по нем, как по ком-то тюрьма.

Если Достоевскому, на взгляд Шевченки, не хватает юмора, иронии, то Кувалдину ее хватает с избытком, и серьезных мыслей при этом - тоже. То есть он сочетает в себе и достоинства Достоевского, и достоинства Чехова. Не зря он занес сам себя в схему Вавилонской башни.

Повесть "Юбки" - это такая крутая и вместе с тем эстетичная, тонкая по своему художественному изображению эротика. Это серия "романов" героя с женщинами, начиная с его подросткового возраста и кончая зрелой юностью и женитьбой на одной из них, на самой последней. Каждой женщине посвящена своя глава. Повесть состоит из восемнадцати глав, каждая из которых, как новая открытая в космосе астрономом звезда, озаглавлена женским именем, и около каждого имени стоит год, под знаком которого проходил роман героя с новой открытой им "звездой": "Лилия, 1963", "Любовь, 1964", "Светлана, 1965", "Валентина, 1966", "Раиса, 1967"", "Надежда, 1968", "Лариса, 1969", "Татьяна, подруга Валентины, 1969", "Татьяна, 1970". "Елена, 1970", "Антонина, 1970", "Ксения, 1970", "Подруга Ксении, 1970", "Татьяна, 1970", "Нина, 1970", "Эля, 1971".

Герой повести - Володя, русский Дон Жуан и Казанова, "искатель приключений", "блядун с Кожевнической улицы и Ново-Спасского моста", "готовый идти в огонь и в воду за любой юбкой". Из неопытного мальчика 14-ти лет, которого соблазняет опытная женщина Лилия, он превращается в опытного мужчину, и с каждым новым романом всё больше и больше совершенствуется в искусстве любви и эротики. Он "трахает" и уборщицу, молодую девушку, которая "приехала в Москву из Новосибирска в поисках лучшей жизни и нашла ее, устроилась уборщицей в овощном магазине невдалеке от станции метро "Новокузнецкая", и - генеральшу, похожую на статую "Екатерины Великой в Царском селе", с огромным "задом" ("О боги Древнего Рима! Что это за зад!"), которая заперлась с ним, молодым солдатиком, в грязной коптёрке. Он действовал с нею, "как настоящий солдат, которому никогда не хватает любви". "Нужна огромная воля, нечеловеческое мужество, чтобы трахать всех подряд, невзирая на чины и звания противоположного пола!" - бравурно и прикольно рассуждает наш герой. Но поскольку "каждый раз на трезвую голову этим заниматься стыдновато", он занимался этим чаще всего на нетрезвую голову, "входя в пьяный экстаз". Естественно, что герой и автор - не одно и то же лицо, это типизированный образ, в котором каждый мужчина найдет какие-то свои черты, а повесть "Юбки" - это не автобиография Кувалдина для отдела кадров и для вступления в Союз писателей. Это, я бы сказала, фантазии некоего молодого человека, перенасыщенного добавочной энергией, реалистически воплощенные автором на бумаге, с использованием и своих, и каких-то общечеловеческих знаний в области любви, эротики и (не побоюсь сказать) секса. И - притом новым языком нашего времени, новыми, своими собственными, я бы сказала, новаторскими художественными средствами. В повести много поэзии и красивых символов: например, Лебединое озеро герой называет ЛИБИДИное озеро (от либидо), вагину - "розовое ущелье", а фаллос - "жезл жизни" и традиционная "колбаса", но не простая, а обновленная, "резиновая колбаса Микояновского мясокомбината". И много глубоких размышлений о любви:

"Культ чувственного, эротического возникал... не от развращенности "язычников"... а, наоборот, от их неиспорченности христиантсвом, и был не "блудом", а выражением изначальной животворящей силы". "Христианство убило настоящую русскую жизнь, противопоставило человека природе, сделало постыдным то, что великолепно, - любовь!"

Свои "Юбки" автор как бы противопоставляет слащавой, ханжеской, неоткровенной и неискренней (то есть пошлой) псевдолитературе на эту же тему. Он исследует и показывает натуру героя, находясь и внутри него, в его шкуре, и над ним, и натуру каждой женщины, с романтическими настроениями и устремлениями, и с половыми инстинктами, которые есть в каждом человеке, в каждом мужчине и в каждой женщине, только мало кто решается писать об этом. Да и чтобы писать об этом, нужен особый талант.

Кувалдин в "Юбках" - русский Мопассан нового времени. По сравнению с ним даже Бунин со своими "Тёмными аллеями" кажется школьником начальной школы.

"Юбки" - это высокая литература, а не низкопробная, масскультурная порнография, которая в годы перестройки и демократических свобод хлынула на прилавки наших отечественных магазинов и от которой они до сих пор ломятся, но которая всем уже надоела и никому неинтересна. И это - настоящий, бесспорный национальный бестселлер.

Повесть "День писателя" - это Библия, которую Кувалдин переписал на свой манер, так сказать, новая Библия, художественная калька со старой, сделанная на материале нового времени, на русской почве, новый миф, символический спектакль, где в роли Бога выступает писатель Кувалдин, в роли его двенадцати апостолов и Марии Магдалины - авторы "Нашей улицы".

Сюжет повести такой: дева Мария, она же Клавдия, мать Кувалдина, родила в Вифлееме Спасителя литературы и писателей - Кувалдина. Пастухи принесли его в страну Россию, то есть, по теории самого Кувалдина, в страну Эроса (и литературы), или Хиероссию, назвали русским, то есть "святым", в городе Москве, или Новом Иерусалиме. И он вырос и стал Спасителем литературы. И основал свой журнал "Наша улица", и окружил себя учениками и борется с толстыми журналами, которые не хотят его признавать, и страдает за литературу, как Христос, выполняет свою высокую миссию. И плывет с пророком Моисеем и с Достоевским на лодке по реке Оке в Мещёру, чтобы соорудить, установить там церкви - "памятники литературе". И дает названия рекам и городам и распространяет своё - которому нет аналогов - учение о литературе, о Слове, о языке...

Автор прекрасно, а точнее сказать - виртуозно владеет стилем Библии и написал фрагменты своей повести именно этим стилем, включая туда центоны - строки стихов Пушкина, Гумилева, Мандельштама и т.д. Например, вот сцена несения Кувалдиным Креста на Голгофу:

"И шло за ним великое множество народа и женщин, которые плакали и рыдали о нем. Кувалдин же, обратившись к ним, сказал: дщери Московско-Русалимские! Не плачьте обо мне, ибо весь я не умру, душа в заветной лире мой прах переживет..."

Или вот сцена распятия Кувалдина на кресте:

"И вели с ним на смерть двух злодеев. И когда пришли на место, называемое Лобное, там распяли его и злодеев, одного по правую, а другого по левую сторону. Кувалдин же говорил: литература! Прости им, ибо не знают, что делают".

Мне приходилось слышать от некоторых читателей: "Кувалдин слишком много на себя берет. У него мания величия. Он сравнивает себя в своей повести "День писателя" с Богом, с Христом". Но, во-первых, каждый творец - Бог в своей области, потому что он занимается тем же, чем Бог, создает творение, как бы из ничего. Во-вторых, каждый писатель - в своей душе и в своих произведениях - актёр, он разыгрывает со своими героями спектакли и сам же играет всех своих героев, входит в их роль. И если профессиональному актёру можно играть любую роль, какую он захочет или какую ему дадут режиссеры, роль Петра 1, Ленина, Сталина, Святого Антония и того же самого Бога, или, например, певцу Демису Русосу выступать в рок-опере в роли Христа, то почему же это нельзя писателю в своих книгах? И если Достоевский говорил про себя: "Сонечка Мармеладова - это я", - а Флобер говорил: "Мадам Бавари - это я", то почему же Кувалдину нельзя сказать о герое своего произведения Боге: "Бог - это - я"? Почему ему нельзя войти в образ своего героя, как Достоевскому в образ Сонечки Мармеладовой, а Флоберу - в образ мадам Бавари?

В "Дне писателя" чувствуется и высокий пафос автора, его святая любовь к литературе, которая для него есть религия, и чувствуется и его демонстративная эпатажность, игра на публику, желание шокировать ее, перевернуть ее традиционные взгляды на серьезные вещи. Он находится и внутри своего главного героя и всех других своих героев, и над ними и смотрит на себя и на них прикольным взглядом откуда-то с небес, как некая высшая субстанция.

Андрей Вознесенский когда-то увидел в слове Россия" слово Поэзия в латинском написании - "Poesia", то есть сделал в области филологии великое открытие ХХ века, а Кувалдин увидел в слове Россия - Эрос, Эроссия, Хиероссия - сделал великое открытие ХХ1века. Россия - Поэзия - Эроссия. Литература. Что может быть лучше этого? Ничего.

Повесть "Счастье" - о счастье. Место действия повести - русская деревня советского времени. Главные действующие лица - муж Иван Семенович, "рыжеволос, широколиц и конопат", с глазками "как бы повернутыми ко лбу", его жена Маруся, "с длинным горбатым носом", с узким лицом, которое "при рождении" ей "сдавили щипцами", и с золотым зубом, который говорил о "достатке в семье", и их сын Виктор, "большой и широколобый".

Автор показывает этакую деревенскую идиллию, картину абсолютного счастья своих деревенских героев, которые живут своей деревенской жизнью, спят, едят, работают и не думают о высоких материях. И видят свое счастье в том, чтобы вот так и жить.

В чем счастье главы семьи? В том, чтобы прийти домой после трудового дня (из цеха, где он делал на станке шплинты и заклёпки), хорошо поесть за столом, сказать "Хороши щи, Маня!", выпить рюмку водки или самогона и лечь спать и смотреть приятные сны, например, о том, как он "лежит... в своей избе на пуховых подушках и спит, а ему снится, что ему ничего делать не нужно, что он лежит на своей кровати в своей избе и спит, а ему снится, что он, счастливый, спит на своих подушках". Ну и чтобы к Марусе под бочок иногда лечь. И чтобы половить рыбу.

В чем счастье хозяйки семьи? В том, чтобы хорошо поработать в своем домашнем хозяйстве, на своей усадьбе, на своем огороде, и хорошо накормить мужа и сына. Она с утра до ночи думает о том, что приготовить им на завтрак, на обед и на ужин, и с утра до ночи готовит и готовит. И на протяжении всей повести выходит из кухни к мужу и сыну, из-за занавески, как из-за занавеса театра, то с кастрюлей щей, то со сковородой картошки или с яичницей, то с миской запеканки, то с бутылью спиртного. Это и есть для нее счастье - накормить мужа и сына и посидеть с ними за столом. "Целый ряд жизненных картин выглядел для нее накрытым столом с постоянной переменой блюд".

В чем счастье их сына? В том чтобы полапать за клубом свою подружку Верку, пьяному - пьяную, и не только полапать, а завалить ее в сенях на сундук... А в жены взять не ее, а скромную девочку Олю, которая "с ним шашни заводить не хотела", сколько он "ни прихватывал ее за бока". И чтобы стать офицером и командовать солдатами. Офицером он не стал, но стал милиционером в фуражке с околышем и был на самом верху счастья. "Ну думал ли он, деревенский парень, что достигнет таких высот?"

Время от времени герои испытывают какие-то особенно сильные приливы счастья, особенно когда выпьют...

А еще счастье всех героев и персонажей "Счастья" - в праздниках. И в том чтобы не просто посидеть на праздник за столом в кругу своей семьи, с гостями, а в том, чтобы потом вынести столы на улицу и еще там сидеть пировать, а потом взять гармошку и пройтись по улице с гармошкой и песнями и с приплясом, как на шкатулках Палеха или Федоскина. Вот праздник жизни, вот счастье!

Кувалдин так показывает деревню, как будто он сам родился и живет там, хотя он коренной москвич и в деревне не живет и даже летом на дачу туда не ездит.

В повесть вмонтированы диссонирующие с реальной жизнью и выглядящие чуднЫми серьезные кадры из документального фильма, снятого на студии "Мосфильм", - с заставкой скульптуры Мухиной - рабочий и колхозница, с зимней и весенней панорамой села, с утопающими в снегу избами и с дымами из печных труб, с линией электропередач, с тракторами МТС, с посевной компанией, с энтузиазмом колхозников, которые хотят выполнить и перевыполнить государственный план, и с летней панорамой, снятой с самолета, настраивающей душу на сентиментально-умиленный лад, - с извилистой рекой, с полем и лесом, с далеким кукованьем кукушки, "с бабочкой, порхающей вокруг белоголового мальчишки", с ласковой улыбкой матери, и с закадровым голосом диктора, который спрашивает зрителей: "Что же такое счастье?" - и сам же отвечает газетным штампом: "Это ощущение полноты своих духовных и физических сил в их общественном применении... Только во всеобщем счастье можно найти свое личное счастье..."

А в самом последнем кадре этот голос вещает: "Счастье... это труд, который создает все материальные и культурные ценности, труд, который делает нашу страну все богаче и сильнее, - этот самый труд стал самой жизненной потребностью миллионов россиян, источником настоящего человеческого счастья". На экране появляется "армия тракторов на бескрайнем поле. Их гул перекрывает мажорная мелодия. Экран темнеет. Вспыхивает надпись: "Конец фильма".

Жанр повести я определила бы как авангардный лирико-карикатурный лубок. С насмешкой автора над официозом и со скрытой им в подтексте произведения жалостью к деревне и ее жителям, к их полуживотному существованию.

Повесть "Станция Энгельгардтовская" вся насыщена поэзией Бодлера и песнями советских времен. Молодой солдат советской армии, рядовой Виноградов, деревенский парень "с-под Рязани" знал много песен и очень хорошо пел их, обладая "отличным слухом и приятным голосом", но не знал Бодлера, и вообще не любил читать, "никогда ему на ум не приходило почитать книгу", пока он не попал образцовую строевую часть на станцию Энгельгардтовскую, где офицер дал ему книгу Бодлера "Цветы зла". Он стал читать ее и вошел во вкус. И стал на каждом шагу цитировать строчки из Бодлера. И уже не представлял себе, как можно жить без него и как он жил без него. Раньше рядового Виноградова тянуло выпить, а теперь - почитать Бодлера. Попав в медчасть, он спросил у дежурного лекаря: "А у вас тут библиотеки нет?" - "Нет". - "Бодлера бы почитать", - мечтательно произнес Виноградов. Он стал следить за своей речью, стараться говорить более правильно и других тоже учить говорить правильно: не с-под Рязани, а из-под Рязани, не с-под Мадрида, а из-под Мадрида.... И когда однажды сказал старшему сержанту: "Я - цветок зла", - а тот не понял, что это такое, и обозвал его придурком, Виноградов не обиделся на него и подумал: "Ну что обижаться на тех, кто не знает Бодлера".

Автор показывает, как поэзия влияет на человека. И с улыбкой некоторого превосходства, но и симпатией наблюдает за своим героем, который цитирует в повести много стихов Бодлера и тем самым не только сам приобщается к его поэзии, но и приобщает к ним читателей, деревенский парень с-под Рязани, облагороженный Бодлером.

Главное, фундаментальное, произведение новой книги Кувалдина - роман "Родина". Сложный по своей композиции, структуре, в котором классический стиль соседствует с новейшим модерном, а реализм с сюрреализмом и фэнтези, и требующий от читателя немалого напряжения мозгов, настроенности на нечто уму непостижимое, культурной развитости, образованности, начитанности, свободного ориентирования в пространстве русской литературы и конгениальности автору, внутреннего соответствия ему.

Роман начинается с перефраза строки Булгакова из "Мастера и Маргариты": "В час жаркого весеннего заката на Патриарших прудах умерла Родина". Ее - свою Родину-мать - в конкретном образе своей матери - убила, отправила на тот свет, задушила на спинке кровати и похоронила на Ваганькове (наяву или только в своем горячечном воображении? для читателя остается загадкой) - главная героиня Людмила Васильевна Щавелева, член КПСС с тридцатилетним стажем, доцент кафедры Истории КПСС, фанатичка, преданная идеям марксизма-ленинизма и в прямом смысле помешавшаяся на нем, изломанный символ старой системы. "Пирамида КПСС рухнула, я одна осталась верна ей. Остальные ушли в Мост-банк", - говорит она Воланду.

Эта Людмила Васильевна, по тексту везде Мила, контрастирующая со своим именем, - совершенно новый тип в нашей литературе, тип антигероини (бывают антигероини в кино, а она - в литературе). Она некрасивая, и далеко не милая людям (но в мечтах играющая на сцене Настасью Филипповну), старая, со сморщенным желтым лицом, с телом, похожим на тело синей бройлерной курицы. Она любит цвета Сатаны - красный с белым. Ходит в красном платье с белой сумочкой. Она шизофреничка с деформированным сознанием, с неадекватными поступками, с головой и речью, набитой цитатами из Маркса - Ленина - Сталина, живет в мире своих галлюцинаций, где все перемешано одно с другим. Она общается не столько с реальными людьми, сколько с теми, которые живут в ее мире. Среди них в основном великие люди из "загробного царства", поэты, врачи, артисты, художники, герои Библии и других литературных произведений, Булгакова, Достоевского, и сам Сатана в красном плаще с белым подбоем, упырь, который превращается то в Воланда, то в Фаллос, то в Сталина. Она попадает в театр Красной Армии на пленум ЦК московских кладбищ, участники которого ("вечно живые", "живее всех живых", прославленные представители русской культуры, покойники с Ваганьковского, Новодевичьего, Армянского кладбищ) провозглашают картину Саврасова "Грачи прилетели" "лучшей картиной за всю историю живописи" и голосуют за него. Она видит Левитана, который - через громкоговоритель - вызывает на сцену одного за другим - Качалова, Высоцкого, Шукшина, Есенина (в разорванном фраке и в трусах, растрепанного и пьяного в доску) и самого Саврасова, знакомится со всеми с ними лично. И говорит: "Все великие люди уже умерли, и... они здесь".

Мила хочет родить нового Бога, Русского Бога. Она покупает в магазине "Интим" фаллос "необыкновенных размеров, типа колокольни Ивана Великого" и путем непорочного зачатия и виртуального контакта с вождем пролетариата Лениным рожает ребенка, которого "отец всех народов" Сталин-Воланд-Сатана называет Ругором - Русской Гордостью. После чего ее рассудок совсем помутняется от счастья.

Под пером Кувалдина несимпатичный образ Милы, женщины неизлечимо душевнобольной, в ходе романа становится симпатичным, мученическим, и как художественный образ вызывает даже восхищение. Антигероиня превращается в трагическую героиню.

Кульминационная сцена романа - в последней, 28-й главе, сцена в роддоме на Красногвардейском бульваре, где Сталин останавливается возле каждой матери-роженицы и предрекает каждой, кем будет ее ребенок, когда вырастет: этот будет алкоголиком, этот - ментом, эта - проституткой у "Националя", этот - бухгалтером, эта - уборщицнй на станции метро "Маяковская", этот - рэкетиром на вещевом рынке в Коньково... вот дети - цветы жизни, вот будущее России. И спасти Россию может только новый Бог.

Роман "Родина" - многоплановый, в котором хорошее оборачивается плохим, а плохое хорошим, смотря с какой стороны на всё посмотреть. И он требует глубокого осмысления и расшифровки символов.

В добавленной автором главе, которой не было в первом варианте романа, напечатанного в "Нашей улице" в 2000 году, "рослый, прямой, оргазмовый, в белом плаще, чтобы не казаться голым", Фаллос, то есть сам Кувалдин является к Миле и подробно излагает ей свою теорию происхождения языка, за которую его во времена Средневековья сожгли бы на костре, как Джордано Бруно, и которая, я думаю, потрясет мир. По этой теории, вначале было Слово, оно появилось в Египте, "и это Слово было, стало и есть - "Хуй", что значит - Бог. "Оно стоит в центре всеобщего языка, как солнце", "как основа и сущность всей ноосферы". От него идут, разбегаются, "как лучи от солнца, все слова мира". Фаллос, он же Воланд, он же Велес, он же сам Кувалдин, "египетский жрец, славянин из Венеции, писатель", доказывает свою теорию с фактами в руках, подкрепляя ее Ветхим Заветом, Фрейдом, Кантом, Мандельштамом и т.д. Он объясняет Миле (а вместе с нею и непросвещенным читателям) этимологию таких топонимов, как Москва, Рязань, Россия и свою собственную фамилию Кувалдин - Совершенно Охуительной Силы Человек.

"- Ну, вы такой огромный талантище... - с каким-то протяжным стоном воскликнула Людмила Васильевна".

Кувалдин - "огромный талантище". И "охуительной силы человек" и писатель. В этом нет никакого сомнения. И об этом и говорит его роман "Родина" и вся его книга, на обложке которой помещена картина известного молодого московского художника Александра Трифонова "Несение креста", где в роли Христа выступает сам Кувалдин.