ЮБИЛЕЙНЫЙ ВЕЧЕР ПИСАТЕЛЯ ВАГРАМА КЕВОРКОВА
в ЦДЛ 17 апреля 2008 года
17 апреля 2008 года в Малом зале ЦДЛ прошел творческий вечер
писателя Ваграма Кеворкова, посвященный 70-летию этого писателя и выходу в свет
его книги “Романы бахт” (“Цыганское счастье”).
На празднике присутствовали и выступали: главный редактор журнала
“Наша улица”, он же директор издательства “Книжный сад” писатель Юрий КУВАЛДИН;
писатель и бард Алексей ВОРОНИН; гитарист-виртуоз Эдуард Булгаков; художник
Александр ТРИФОНОВ, оформляющий все книги издательства “Книжный сад” и
оформивший книгу Ваграма Кеворкова; писатель Сергей МИХАЙЛИН-ПЛАВСКИЙ;
заслуженный артист Российской Федерации Александр ЧУТКО; писатель,
член-корреспондент Российской академии наук Владимир СКРЕБИЦКИЙ; поэтесса Нина КРАСНОВА;
поэт, академик Слава ЛЁН; писатель Марина САЛЬТИНА; писатель Виктор
КУЗНЕЦОВ-КАЗАНСКИЙ; писатель Александр ХОРТ; поэт Виктор ШИРОКОВ; писатель
Елена ЕВСТИГНЕЕВА; заместитель главного редактора Книжной палаты Геннадий
САМОЙЛЕНКО; скульптор, член-корреспондент Российской академии художеств Ольга
ПОБЕДОВА; художник Валерий ВАЛЮС; писатель Юрий НЕВСКИЙ; директор издательства
МХАТ Анна ИЛЬНИЦКАЯ; сотрудница телевидения Наталия МОЛЧАНОВА и другие. И сам
юбиляр – писатель Ваграм КЕВОРКОВ.
Первая часть праздника, Малый зал ЦДЛ.
(В президиуме за столом сидит писатель Юрий Кувалдин в серебристом
пиджаке, главный редактор журнала “Наша улица”, директор издательства “Книжный
сад”. По правую руку от Юрия Кувалдина сидит автор “Нашей улицы” писатель
Ваграм Кеворков, в темно-охристом пиджаке и в охристом галстуке с черными
ромбиками. На столе стоят три голубовато-прозрачные пластиковые бутылки
минеральной воды “Аква минерале”, матовые пластмассовые стаканчики, микрофон.
Около Ваграма Кеворкова по правую руку от него, на углу стола - большая ваза с
крупными темно-бордовыми розами, а перед ней вертикально стоит его книга
“Романы бахт” (“Цыганское счастье”), выпущенная Юрием Кувалдиным и оформленная
художником Александром Трифоновым. Эта книга - в белом переплете, с броской,
веселой картиной на обложке – с длинноклювой птицей в красной юбке и черной
майке и с извивающимися бутылками, танцующими танец “Сегидилья”. В углу около
сцены и занавеса, на возвышении – узкая ваза с розовой герберой, перевитой
розовой ленточкой.)
Юрий КУВАЛДИН:
Наш вечер, как объявлено в афише, начинается в 18.30. Сейчас на
часах 18.30. Начинаем вечер “Нашей улицы”, посвященный главным образом выходу в
свет замечательной книги замечательного автора Ваграма Кеворкова “РоманЫ бахт”.
Обратите внимание на ударение в первом слове названия книги. Если читатель
посмотрит на него своим глазом, то будет читать “РомАны Бахт”. Что за романы? А
нужно читать “РоманЫ-Ы-Ы...” - ставить ударение на последнем слоге: “РоманЫ
бахт”, - что в переводе с цыганского языка на русский означает “Цыганское
счастье”. Почему именно “цыганское”, нам сейчас расскажет сам виновник
сегодняшнего вечера писатель Ваграм Борисович Кеворков.
(Аплодисменты зала.)
Ваграм КЕВОРКОВ:
Спасибо.
Жизнь моя сложилась таким образом, что не менее двадцати лет я
работал на телевидении и не менее двадцати - на эстраде. Из них шестнадцать лет
- с цыганами. А из этих шестнадцати лет двенадцать - с народным артистом
Николаем Жемчужным. Собственно, я никогда не стал бы работать с цыганами, если
бы не Жемчужный. Это серьезный, большой артист, настоящий артист, бесконечно
преданный сцене. Когда я начал работать с цыганами, с группой цыган, как-то все
это было для меня внове... Цыгане держатся очень обособленно, считают, что
равными им есть только еще всего два народа – евреи и грузины, остальные все,
так сказать, пониже рангом. Но меня они тем не менее сразу приняли в свой
“табор”. Единственная трудность, с которой я столкнулся при этом, состояла в
том, что мне приходилось... и как-то надо было приспосабливаться к ним, чтобы
как-то понимать хотя бы, что они говорят на своем языке, о чем говорят и так
далее... Я услышал, как они здороваются друг с другом при встрече: “О! Ловэ
нанэ, бравинта пьяса!” Я усек это и стал точно так же здороваться с ними при встрече:
“Ловэ нанэ бравинта пьяса!” Через два месяца я узнал, что “ловэ нанэ бравинта
пьяса” означает: денег нет – водку пьем. (Смех в зале.) Так началось мое
знакомство с цыганским языком, мое вхождение в цыганский язык и в цыганскую
среду. Конечно, за шестнадцать лет у нас было много всяких гастролей, много
разных концертов... и было двадцать аншлагов здесь, в Москве, во Дворце спорта
ЦСКА, и двадцать аншлагов во Дворце культуры Ленсовета в Ленинграде, и потом
двадцать аншлагов во Дворце спорта “Сокольники”, и гастроли, гастроли,
гастроли... Я недавно подсчитал, и получилось, что за годы работы с цыганами я
объездил около 400 городов только Советского Союза, не считая Болгарии,
Румынии, Венгрии, Югославии, Греции... Концерты у нас были самые разные, но вот
в памяти у меня остается иногда совершенно неожиданный какой-то концерт... В
ста километрах от Донецка есть город Красноармейск. Мы обычно в эти края – в
Донецк, в Ростов-на-Дону - попадали ко дню шахтера. Я тогда стал
директорствовать в коллективе и гастроли были на мне.... и я так подгадал, что
на день шахтера мы оказались в Донецке... и выступали на стадионе. Там был
огромный стадион... 40 тысяч зрителей, масса коллективов со всего Союза. Из
Белоруссии, я помню, были “Песняры”, “Сябры”, “Сузорье”, украинский “Гопак”,
еще там было много коллективов, ну, масса... Режиссер ставит перед нами
условие: всего один номер (от каждого коллектива)! и этот номер должен длиться
не более трех минут! Ну, рядышком с моей гримёркой, то есть и с гримёркой
Жемчужного, которая была у нас с ним одна на двоих... расположились в своей
гримёрке Дмитро Гнатюк, Анатолий Соловьяненко и Юра Богатиков. Я пришел к
Богатикову, спрашиваю у него, говорю ему: “Вы выступали с этим режиссером...
Как этот режиссер-то?.. Что это за человек?” Богатиков говорит: “У-у-у... это
такой человек... вы лучше и не связывайтесь с ним... Он вам ни секунды лишней
не даст выступать. И если вы проштрафились, он вас снимет с маршрута...” Я
прихожу к Жемчужному и, зная его болезнь – выступать по принципу “давай еще,
давай еще”, говорю ему: “Смотри – режиссер дает нам в программе концерта всего
один номер, на три минуты”. Жемчужный говорит: “Как – всего один номер? И всего
на три минуты?” - Я говорю ему: “Смотри... Не выбивайся из графика. Иначе нас
выставят отсюда...” Он: “Ну ладно...” Я спросил у режиссера, могу ли я сделать
подборку артистов – выпустить на сцену не одного артиста, а целый коллектив?
Он: “Да, конечно, можете, но – в пределах этих трех минут”. Я сделал подборку,
выпустил на сцену коллектив. Ну, значит, - пошла песня и пляска... все
замечательно, все шикарно. Номер кончился, всем пора уходить со сцены. Но тут
Жемчужный говорит: “Еще!” - и дает еще один номер, сверх программы! И все это
кончается тем, что на следующий день мы уезжаем из Донецка... Приезжаем в
Красноармейск. Там тоже день шахтера, воскресенье... Мы попадаем на концерт...
Вместе с нами и другие “оштрафованные” – “Сябры”, владимирский ансамбль “Русь”,
украинский “Гопак”... удмуртский “Талмаз”, прекрасные, блестящие коллективы! В
общем - работает стадион в Красноармейске. Мы там работаем. Все прекрасно, все
замечательно. А надо сказать, что артисты очень любят работать на стадионе.
Потому что за стадион им всем идет тройная оплата. И все они, естественно, в
очень хорошем настроении. Отработали мы этот стадион. А затем, вечером, у
каждого коллектива - свой концерт, отдельный, у кого где. Нашему ансамблю
“Ромэн” выпала центральная площадь Красноармейска, открытая эстрада, летняя,
скамеек около нее никаких нет, народу на площади - тысячи зрителей, без
преувеличения, тысячи. Люди стоят, сесть им негде. Ну, концерт пошел, шел
горячо, шел прекрасно. Я тогда первый раз услышал, что люди не кричат “бис”, а
кричат после каждого номера: “Еще давай! Еще давай!”. Ну, мы давали, сколько
могли... Потом уже три часа без антракта концерт идет, надо все заканчивать, а
зрители нас не отпускают. В это время нам на помощь приходит страшный ливень, с
градом. Народ начинает разбегаться. Мы скорее сворачиваем аппаратуру... Потом
сели в автобус... благодать... Приезжаем в гостиницу, включаем телевизор, пьем
чай с лимоном... “чаю пьяса со лимонэнци” - так по-цыгански говорят. Через
какое-то время слышим - стук в дверь. И к нам влетает администратор: “Вы что?
Не слышали? У вас, я понимаю, окна выходят во двор. Но вы слышали, что там, с
другой стороны гостиницы творится?!” - “А что там творится?” - “Выйдите и
посмотрите, с той стороны, где товарищи ваши живут”. Я выхожу на балкон. Дождь
уже прекратился. И все те эти люди, которые убежали с концерта, пришли к нашей
гостинице... все эти тысячи людей и требуют, чтобы мы выступили... Что делать?
Аппаратуру не включишь... а без нее – как быть? Жемчужный выступать без
микрофона не может. Я его никогда не представлял зрителям как певца, а только
как артиста, исполнителя цыганских песен и романсов...
Юрий КУВАЛДИН (прерывает Ваграма Кеворкова на самом интересном
месте, как на телевидении интересный фильм прерывается на самом интересном
месте рекламной паузой):
Ваграм Борисович, вы потом продолжите еще, дорасскажете нам все
это. У нас вечер будет очень длинный. Спасибо...
Ваграм КЕВОРКОВ:
Нет, я сейчас докончу еще...
Юрий КУВАЛДИН:
Спасибо, вы уже закончили. (Смех в зале.) Главное у нас здесь -
это ваша книга “РоманЫ бахт”... О ней мы сейчас и будем говорить. Потому что
выпускать цыган на сцену нельзя, от них потом избавиться нельзя... (Смех в
зале.) Если их выпустить на сцену, конца никогда не будет...
Реплика из зала:
Пускай Ваграм Борисович споет сейчас...
Юрий КУВАЛДИН:
А, нет... Мы потом споем, мы все потом споем. У нас тут вот стоит
рояль в кустах, стоит телевизор. На сегодняшнем вечере предусмотрен просмотр
фильма, посвященный Ваграму Борисовичу, с песнями... но фильм этот будет только
в конце вечера. Так что мы в очень сжатых временных рамках. Поэтому я буду
немилосердно обрывать всех, и цыган, и прочих, чтобы нам не затянуть вечер. В
фильме звучит великолепная песня моего любимого барда Алексея Воронина,
взращенного мною в недрах журнала “Наша улица”. Она звучит там лейтмотивом.
Фильм пойдет в 19.30. А щас Алексей Воронин сделает музыкальную паузу. Он споет
заглавную песню этого фильма, которая, собственно, дает ключ к пониманию
творчества Ваграма Кеворкова и нужный настрой для понимания этого творчества.
Алексей Воронин! Сам объявляй свою песню! А подыграет ему на гитаре гитарист
Эдуард Булгаков!
(Алексей Воронин и Эдуард Булгаков настраивают свои гитары, в зале
тихонько звучат музыкальные переборы двух гитар.)
Алексей ВОРОНИН (с гитарой в руках):
Ваграм Борисович, с днем рождения поздравляю вас! и с выходом
вашей книжки! Я уверен, что книжка – замечательная, и уже очень хочу ее
прочитать.
Там, в фильме есть моя песенка – она называется “Лесенка под
облака”.
Юрий КУВАЛДИН:
А книга Ваграма Кеворкова сегодня будет подарена всем после
вечера. Так что это будет еще один сюрприз...
Алексей ВОРОНИН (поет свою песенку “Лесенка под облака”, Юрий
Кувалдин со своего места подпевает ему):
ЛЕСЕНКА ПОД ОБЛАКА
Я вижу, вот течет река.
Над нею паутинкой тонкой -
Лесенка под облака.
И это никакой не сон.
Я вижу, присмотревшись, как
Карабкается к небу он,
Маленький один смельчак.
И это никакой не сон.
А лесенка его тонка,
А ветер очень разозлен.
И, как под куполом циркач,
Качается под небом он.
И я молюсь за смельчака,
Чтобы господь его простил,
Чтоб допустил под облака
И чтоб обратно отпустил.
А если все-таки нельзя,
Ты душу его успокой,
Пусть позовет его земля,
И пусть останется живой.
Я вижу, вот течет река.
Над нею паутинкой тонкой -
Лесенка под облака.
И это никакой не сон.
(Аплодисменты зала.)
Счастья вам, Ваграм Борисович! Я вам очень завидую на самом деле.
Я еще не испытал этого счастья - выход своей собственной книги, да еще в день
своего рождения. Это для автора - самый главный подарок, по-моему. Поздравляю
вас!
(Алексей Воронин садится около Юрия Кувалдина.)
Ваграм КЕВОРКОВ:
Спасибо, спасибо! Вот тот концерт после концерта, о котором я
начал вам рассказывать, закончился триумфа-а-ально! Нас выручили молодые
голосистые цыгане, которым никакой микрофон был не нужен. И вот сейчас,
окидывая все это взглядом, я понимаю, какое это актерское счастье - такая
постоянная работа на аншлагах и при аншлагах и зрительская любовь. А если
говорить уже конкретно по материалу моей книги “Романы бахт” – то это и есть –
то самое главное “цыганское счастье”, “романЫ бахт”, как и называется один из
рассказов моей книги, которую блистательно, на мой взгляд, оформил художник
Александр Трифонов. И сейчас я прошу его выйти сюда. Пожалуйста!
(Аплодисменты зала.)
Александр ТРИФОНОВ:
Поздравляю вас с днем рождения, Ваграм Борисович, с юбилеем, с
выходом книги. Она получилась у нас такой красивой. Я скажу несколько слов про
книгу. Когда я думал, как ее оформлять, я решил использовать одну из своих
картин, наиболее подходящих под это название – “Цыганское счастье”, “РоманЫ
бахт”. Картина называется “Сегидилья”. Она такая – из испанского цикла моего.
Но испанское - оно вполне созвучно цыганскому. То есть это - яркие цвета,
темпераментные движения... И мне кажется, картина удачно отражает название и
часть произведений внутри книги. Вот белый переплет такой у нас получился
хороший. И картина на лаконичном белом фоне хорошо звучит и хорошо смотрится.
Ваграма Борисовича я знаю уже где-то два года. И мы постоянно,
часто пересекаемся с ним на выставках, на культурных мероприятиях. И я хочу
отметить то, что Ваграм Борисович очень помогал нам на съемках фильма о Юрии
Кувалдине. Фильм, который мы делали к 60-летию Юрия Кувалдина. Ваграм
Борисович, используя свой большой режиссерский, телевизионный опыт, помогал нам
как на съемках фильма, так и при монтаже его. В качестве подарка я хочу
прочитать вам стихотворение Евгения Блажеевского “Осенняя дорога” и пожелать
вам новых художественных произведений и новых книг!
Ваграм КЕВОРКОВ:
Спасибо.
Александр ТРИФОНОВ:
Евгений Блажеевский.
(Александр Трифонов очень выразительно читает его стихотворение.)
ОСЕННЯЯ ДОРОГА
По дороге в Загорск понимаешь невольно, что осень
Растеряла июньскую удаль и августа пышную власть,
Что дороги больны, что темнеет не в десять, а в восемь,
Что тоскуют поля и судьба не совсем удалась.
Что с рожденьем ребенка теряется право на выбор,
И душе тяжело состоять при раскладе таком,
Где семейный сонет исключил холостяцкий верлибр
И нельзя разлюбить, и противно влюбляться тайком...
По дороге в Загорск понимаешь невольно, что время –
Не кафтан и судьбы никому не дано перешить,
Коли водка сладка, коли сделалось горьким варенье,
Коли осень для бедного сердца плохая опора...
И слова из романса: “Мне некуда больше спешить...”
Так и хочется крикнуть в петлистое ухо шофера.
Юрий КУВАЛДИН:
Так, Саша, ты молодец. Всегда вспоминаешь Женю Блажеевского, чью
книгу мне довелось издавать. Он был моим ближайшим другом, я был редактором его
поэзии, которую я люблю.
...И вот однажды в общем-то тоже один хороший поэт пришел ко мне в
редакцию. Но я ему сказал: “Стихов я не печатаю и лучше не давайте мне их, не
расстраивайте меня, давайте прозу”. И он стал давать мне прозу. И у него проза
пошла из-под пера первоклассная. Надо сказать, и это многие говорят, что проза
- это дело позднего возраста, возраста осмысления своего жизненного опыта и
своего места в литературе. А литература очень обширна. И она не измеряется
только тем временем, в которое ты живешь. И когда ты это понимаешь, когда ты
понимаешь, что до тебя писал Достоевский, что писал Кафка, что писал Гомер, становится
страшновато попасть в эту компанию. Но главное – это стремление к этому, и
стремление к творческому процессу. И вот такое стремление я вижу у Сергея
Михайлина-Плавского. И прекрасную прозу пишет Сергей Иванович
Михайлин-Плавский, которому я даю слово приветствия Ваграму Борисовичу
Кеворкову.
Сергей МИХАЙЛИН-ПЛАВСКИЙ:
Ваграм Борисович, я вас сердечно поздравляю с вашим юбилеем, с
выходом вашей книги и желаю вам много-много счастья и много-много творческих
успехов!
Ваграм КЕВОРКОВ:
Спасибо.
Сергей МИХАЙЛИН-ПЛАВСКИЙ:
Журнал “Наша улица” шествует по многим странам и континентам. Я в
первую очередь благодарен ему за то, что он помог мне открыть замечательного
писателя Ваграма Борисовича Кеворкова. Когда-то в далеком 2002 году Юрий
Кувалдин назначил меня прозаиком. А в совсем недавнее время, по-моему, такое же
случилось и с Ваграмом Борисовичем Кеворковым. Я очень люблю прозу Кеворкова,
его слова, словечки, образные выражения, сравнения, метафоры, которые рассыпаны
у него по тексту, словно зерна, которые впоследствии дают прекрасные всходы,
прекрасные зеленя, короче говоря - прекрасные тексты. Мастер прозы Кеворков,
словно Микула Селянинович, своей крепкой и широкой ладонью берет зерна из
севалки и разбрасывает их по полю листа, по тексту, и они прорастают хорошими
всходами, без всяких огрехов, без всяких проплешин. Мне хочется еще сказать о
том, что проза Кеворкова живет во мне, как первая любовь. Живет и помнится. И я
очень люблю читать его произведения. В связи с этим мне хочется прочитать давнее
свое стихотворение о первой любви.
ПЕРВАЯ ЛЮБОВЬ
Опалила любовь первым жаром свиданья,
Пересверком зарниц у земли на краю,
И врывается жизнь в голубое созданье,
Неуклюжую робкую душу мою.
Отбиваюсь от дома, с утра на покосе,
Вон сестренка на завтрак несет узелок.
По ночам закружили залетные косы,
Самый звонкий из всех на земле голосок.
Не ругайся, отец, я тебя понимаю
И понять не могу, с замираньем дыша,
Я потом без тебя столько дров наломаю,
Будет много огня, но озябнет душа.
А покуда восходит ночное светило
И кричат дергачи и бормочет река,
Сердце сердцу навеки любовь посвятило,
Мама в кружку парного нальет молока
И присядет за стол, удивленная: вырос
Тополек мой желанный, под сводом небес.
Не вчера ли еще брали брюки на вырост,
А сегодня пощады не жди от невест.
Усмехнется отец, хоть отбил себе косы,
От любви - хоть реви, хоть и спать не ложись.
Скоро солнце взойдет, завтра снова покосы.
Продолжается жизнь, и да здравствует жизнь!
Ваграм Борисович, Юрий Александрович, продолжается жизнь, и да
здравствует жизнь!
(Аплодисменты.)
Юрий КУВАЛДИН:
Спасибо, Сергей Иванович.
...Вот я вижу, сюда пришел художник Валерий Валюс, замечательный.
Валера, присаживайся на свободное место.
...Каждая вышедшая книга поступает в количестве 16 экземпляров в
Книжную палату, в Российскую Книжную палату, - это обязательный экземпляр,
который поступает на вечное хранение во все главные библиотеки страны: в
библиотеку им. Ленина, в Российскую государственную библиотеку им.
Салтыкова-Щедрина в Петербурге, в Президентскую библиотеку... Вот я отдал эту
книгу в Книжную палату. Я ходил туда с Ваграмом Борисовичем, я ему показал, что
такое Книжная палата... Вон Гена Самойленко, который присутствует здесь, в
зале, работал там, он знает... Мы шли с Ваграмом Борисовичем туда мимо моего
любимого Театра Армии, в котором служил мой сын Александр Трифонов
художником-постановщиком и в котором работает мой друг Александр Чутко... и по
пути зашли в Театр. И Ваграм Борисович надписал 2 экземпляра книги, один
экземпляр - главному режиссеру Театра Борису Афанасьевичу Морозову, и второй
экземпляр – народному артисту России, режиссеру Александру Васильевичу
Бурдонсокму-Сталину, сыну Василия Сталина. Через 2 дня раздается телефонный звонок,
и я слышу в трубке голос: “Можно Юрия Александровича?” - “Я слушаю. А кто это
говорит?” - “Это Борис Афанасьевич Морозов”. - Я говорю: “Очень приятно с вами
поговорить, Борис Афанасьевич, потому что Саша Чутко постоянно мне говорит, что
мы с вами как-то должны встретиться, у нас масса общих интересов”. Он говорит:
“Я поэтому и звоню. Вы подарили мне такую великолепную книгу, что я не
удержался и звоню вам, чтобы пригласить вас 19 апреля на вечер памяти Андрея
Алексеевича Попова, а 20 апреля – на “Гамлета”, где играет ваш друг Чутко и где
я ему буду вручать знак заслуженного артиста России...” Я говорю ему: “Ну, это
потрясающе! Совершенно потрясающе! Я непременно приду”. – “А еще 22-го числа я
приглашаю вас на мою премьеру “Волки и овцы”. Я говорю: “Ну вот как сразу
получается: одним ударом - семерых!.. Одним звонком – (вы пригласили меня) на
три вечера... Но Театр Армии настолько мною любим и так я благодарен вам за то,
что в нем служил мой Саша, и за то, что Саша Чутко там работает... Конечно, я
непременно приду”. Я все это подвожу к тому, что вот Саша Чутко, несмотря на
свою такую занятость, на ответственную занятость, нашел время прийти на наш
вечер и выступить на нем. Заслуженный артист России Александр Чутко!
Александр ЧУТКО:
Я с большим удовольствием поздравляю вас обоих с замечательным
праздником! Дай Бог, чтобы в “Книжном саде” выходили еще книжки, столь же
красивые и столь же замечательные, интересные и яркие... И дай Бог, чтобы это
удивительное содружество с Юрой Кувалдиным и с журналом “Наша улица” и с
издательством “Книжный сад” продолжалось, продолжалось и продолжалось. А так
как, к сожалению, не пришел сегодня сюда Александр Тимофеевский, который болен,
Юра мне сказал: ну тогда ты прочтешь не три его стихотворения, а четыре... что
я сейчас и сделаю. Ну это те стихи, которые, я полагаю, многие из вас знают.
Одно из них посвящается всем сочинителям, всем авторам, всем-всем вам, дорогие
коллеги!
***
Он ищет читателя, ищет
Сквозь толщу столетий, и вот -
Один сумасшедший - напишет,
Другой сумасшедший - прочтет.
Сквозь сотни веков, через тыщи,
А может, всего через год -
Один сумасшедший - напишет,
Другой сумасшедший - прочтет.
Ты скажешь: “Он нужен народу...”
Помилуй, какой там народ?
Всего одному лишь уроду
Он нужен, который прочтет.
И сразу окажется лишним -
Овация, слава, почет...
Один сумасшедший - напишет,
Другой сумасшедший - прочтет.
(Аплодисменты.)
***
С утра Лаура не одета.
В квартире у нее бедлам.
Она петрарковским сонетом
Петрарку хлещет по губам:
“Зачем ко мне, Петрарка, ходишь?
Зачем ты глаз с меня не сводишь?
Во мне нашел ты колорит!
А я живу с плешивым мужем,
А у меня треска на ужин,
И у детей моих колит”.
И вот идет домой Петрарка.
От прозы мысли далеки,
Он думает о том, как ярко
Опишет взмах ее руки.
(Аплодисменты.)
***
Любимая, отдайся мне
Минут, так скажем, через десять.
А то картину на стене
Необходимо перевесить.
Подай скорее молоток
И ту коробочку с гвоздями.
Да не маячь же без порток
Ты у меня перед глазами,
Но не напяливай трусы,
Еще не время одеваться.
И гвозди на диван не сыпь,
Ведь колко будет отдаваться.
(Смех в зале, аплодисменты.)
***
Нужно день пивной устроить!
День пивной - великий день!
Где двойное “Золотое”,
“Жигулевское”, “Пильзень”?
Пиво лучшего разлива
В склянках темного стекла,
В кружках пиво, в банках пиво -
Символ братского стола,
Где над грудой круглой воблы
И янтарного леща,
Где пред дверью, жаждой полный,
Гость застынет, трепеща.
Не звенят ли там бокалы,
Не шипит ли, как змея,
Средь креветок бледно-алых
Пива пенная струя?
(Аплодисменты.)
Юрий КУВАЛДИН:
Владимир Георгиевич, я хочу дать вам слово приветствия Ваграму
Борисовичу Кеворкову.
Замечательный писатель Владимир Скребицкий, от романа которого
“Вокруг чайного стола” я балдею. (Смех в зале.) Скоро он будет оригинально
опубликован мною.
Владимир СКРЕБИЦКИЙ:
Ваграм Борисович, я вас от души поздравляю. Мы с вами идем по
одной и той же улице. Да я чуть вас перегнал в возрастном смысле, перегнал и
понял, что 70 лет - это сущая ерунда. У меня сейчас такое представление об
этом, что главное – проскочить 85. (Смех в зале: ха-ха-ха!) А потом уже, как
правило, все идет легче.
Я хочу свое пожелание вам выразить стихотворением поэта
Максимилиана Волошина, которого, насколько я понимаю, вы любите и цените и
читали, по-моему, на прошлом нашем собрании. Там вы читали политическое
стихотворение, а я здесь прочитаю стихотворение такое вот, лирическое.
***
Любить без слез, без сожаленья,
Любить, не веруя в возврат,
Чтоб было каждое мгновенье
Последним в жизни, чтоб назад
Нас не влекло неудержимо,
Чтоб жизнь скользнула в кольцах дыма,
Прошла, развеялась, и пусть
Вечерне-радостная грусть
Обнимет нас своим запястьем,
И пусть растают без следа
Остатки грез, и никогда
Не прекратятся в грустном счастье,
И, подойдя к концу пути, вздохнуть...
................................................................
(Последняя строка тонет в аплодисментах.)
Юрий КУВАЛДИН:
Спасибо.
Ваграм Борисович так внимательно рассказывал о цыганах. Я немножко
проиллюстрирую эту тему Мандельштамом. Владимир Георгиевич замечательное
стихотворение Максимилиана Волошина прочитал, моего кумира. Я принимал большое
участие в подготовке полного собрания сочинений этого поэта.
Я с удовольствием прочитаю стихотворение Осипа Мандельштама.
“ИЗ ТАБОРА УЛИЦЫ ТЕМНОЙ...”
Я буду метаться по табору улицы темной
За веткой черемухи в черной рессорной карете,
За капором снега, за вечным за мельничным шумом...
Я только запомнил каштановых прядей осечки,
Придымленных горечью – нет, с муравьиной кислинкой,
От них на губах остается янтарная сухость.
В такие минуты и воздух мне кажется карим,
И кольца зрачков одеваются выпушкой светлой;
И то, что я знаю о яблочной розовой коже...
Но все же скрипели извозчичьих санок полозья,
В плетенку рогожи глядели колючие звезды,
И били вразрядку копыта по клавишам мерзлым.
И только и свету – что в звездной колючей неправде,
А жизнь проплывет театрального капора пеной,
И некому молвить: “из табора улицы темной...”
(Аплодисменты.)
Юрий КУВАЛДИН:
А сейчас Алексей Воронин исполнит свой, не побоюсь этого слова,
шедевр, который звучал в телевизионном фильме обо мне “Жизнь в тексте” и
сопровождал его, а режиссером этого фильма был Ваграм Кеворков. Песня “В
маленьком раю!”
Алексей ВОРОНИН (поёт песню “В маленьком раю” и аккомпанирует сам
себе на гитаре, а Эдуард Булгаков подыгрывает ему на своей гитаре, Юрий
Кувалдин слегка подпевает Алексею Воронину со своего места):
Я ЖИЛ КОГДА-ТО В МАЛЕНЬКОМ РАЮ...
Я жил когда-то в маленьком раю -
Не знаю уж, поверите ли вы.
В раю сугробы выше головы,
Ведь он в далеком северном краю.
Там из-под ног скользит веселый лед
И сыплется с небес веселый снег,
И слышен смех и топот ножек легких
Адамов маленьких и ев.
Я жил когда-то в маленьком раю,
Под чистым небом, с ясною душой,
В каком-то дальнем северном краю,
Но вырос я из рая и ушел.
И я попал в нетрезвую страну,
Затопленную огненной водой,
И сам порой нетрезвый и больной
По улицам неведомым иду.
И только шум машин по сторонам
Да канонады гул издалека.
Я слышу, кажется, что где-то там
Опять воюют русские войска.
Здесь тоже каждый день идет война,
Здесь ненависть под ноги, будто ртуть,
Разлита, и огромная страна
Не может ни вздохнуть, ни продохнуть.
Огромная нетрезвая страна
По ненависти продолжает путь.
А если встречу, света не тая,
Глядят глаза в глаза, любви полны,
Я знаю, что они из той страны,
Из той страны, в которой вырос я.
Я жил когда-то в маленьком раю –
Не знаю уж, поверите ли вы.
В раю сугробы выше головы,
Ведь он в далеком северном краю.
Там из-под ног скользит веселый лед
И сыплется с небес веселых снег,
И слышен смех и топот ножек легких
Адамов маленьких и ев.
Я жил когда-то в маленьком раю...
(Аплодисменты.)
Юрий КУВАЛДИН:
Браво! Хорошо!
Алексей ВОРОНИН:
Я хотел бы тоже сказать несколько слов. Я вот когда сидел возле
Юрия Александровича и Ваграма Борисовича, возле этих двух замечательных
прозаиков, я понял вдруг, в чем отличие публицистики от художественной прозы.
Публицистика, мягко скажем, это по большому счету, сплошное человеческое “я”. А
вот художественная проза, как таковая, говорит о чем-то большем, чем просто
человеческое “я”. После нее остается послевкусие. После нее есть над чем и о
чем подумать. После нее не остается раздражения от самовыражения автором своего
“я”. Вот это коренное отличие, на мой взгляд, публицистики от художественной
прозы. У Ваграма Борисовича, конечно, именно проза, после которой именно
остается послевкусие, о которой хочется думать и меньше говорить. Ваграм
Борисович, добрых Вам книг желаю...
Ваграм КЕВОРКОВ:
Спасибо.
Юрий КУВАЛДИН:
Если так можно сказать, информацию о журнале “Наша улица”, куда
совсем недавно, по сути два года назад, пришел со своей прозой Ваграм Борисович
Кеворков, дала Ваграму Борисовичу Нина Краснова. Я с некоторой настроженностью
вообще принимал каждого нового автора. А здесь я был радостно удивлен с тех
первых же рассказов, которые принес мне Ваграм Борисович Кеворков. Первый
рассказ у него был как бы даже несколько мемуарный, но все равно исполнен как
художественная проза. Особенно мне запомнился там такой момент, когда он,
молодой человек, повествование там идет от лица автора, вдруг оказывается в
гримерной, где сидит живой Александр Вертинский. И в описании того, как он
сидит, вот вы все когда получите книгу и прочитаете ее, то увидите это, есть
такой момент “он лайн”, как сейчас говорят, - момент присутствия, полный момент
присутствия Вертинского перед читателем – вот когда вы видите, что вот только
что Вертинский ушел со сцены и отдыхает в перерыве, чтобы вновь продолжить
концерт.
Нина Краснова!
(Аплодисменты.)
Нина КРАСНОВА:
Каждый человек мечтает написать книгу о своей жизни. Но не у
каждого это получается, даже если жизнь у этого человека очень интересная. У
Ваграма Борисовича Кеворкова очень интересная жизнь... Он же был и
кинорежиссером, и актером, и журналистом, и конферансье, и организатором
концертов... Но он никогда не писал о своей жизни. И вдруг ему захотелось
написать о ней. И он начал писать рассказы, которые стали появляться в журнале
“Наша улица”. И тот рассказ, который появился в “Нашей улице” два года назад и
о котором Юрий Александрович сейчас сказал и который называется “Высоцкий,
Вертинский... и длинная ночь”, он такой фрагментарный, он весь состоит как бы
из фрагментов фильма. Там мы видим образы известных поэтов, артистов, с
которыми встречался и общался автор... Образ Высоцкого, который получился у
него очень интеллигентным. Образ Виталия Соломина, человека-“солнышка”,
которого Ваграм Борисович снимал в своем фильме “Мальчик со шпагой”. Образ Расула
Гамзатова, который сказал: московские писатели – все ребята недружные, в
отличие от дагестанцев... Образ Вертинского, о котором здесь уже говорилось...
А потом у Ваграма Борисовича пошли другие рассказы. “За экраном телевизора”...
- это интереснейшее эссе о том, как Ваграм Борисович работал на телевидении. Он
показал там все закулисье мира телевидения, то есть то, что не положено
показывать, он очень таким смелым, ярким пером показал это закулисье. Есть у
Ваграма Борисовича рассказы от первого лица, от самого себя, и есть - от
третьего лица, в которых он, как режиссер, отстраняется от себя и показывает
себя как бы со стороны. Или он, как актер, входит в роль своего героя, в его
образ, и показывает своего героя. Ему все его профессии – и режиссера, и актера...
очень пригодились в прозе. И, конечно, он всегда был по натуре художник, кем бы
он ни работал. И хорошо, что он как художник теперь проявился в слове. Потому
что, как говорится, мы смертны, а слово бессмертно. И если жизнь не запечатлена
в слове, не записана на бумаге, ее как бы не было. Я помню, Юрий Александрович
Кувалдин сказал о прозе Кеворкова: “И такая жизнь могла пропасть (если бы он не
написал о ней)”. Но вот теперь она не пропала и не пропадет, слава Богу, потому
что она запечатлена в слове и в книге.
Я прочитаю несколько своих строк, посвященных Ваграму Борисовичу
Кеворкову, которые я сочинила экспромтом:
Свою судьбу и жизнь свою коверкав
В Безвестность, в Лету плыл Ваграм Кеворков.
Но вот случайно, как-то раз...
(Нина Краснова запнулась от волнения и начала все сначала.)
Свою судьбу и жизнь свою коверкав,
В безвестность, в Лету плыл Ваграм Кеворков.
Но вот случайно, как-то раз
Вдруг написал Ваграм рассказ,
Потом еще... Затем, потом
Стал выдавать за томом том!..
И вот сегодня мы видим здесь, в ЦДЛе, и на витрине в фойе, и на
столе президиума этот том Ваграма Кеворкова, очень красиво оформленный
Александром Трифоновым. Это не единственный том, который написал Ваграм
Борисович. У него еще там пишутся тома, и мы будем ждать его новых томов, а пока
будем читать этот, с которым я от души поздравляю и вас, Ваграм Борисович, и
всех нас, как читателей этой замечательной книги!
(Нина Краснова подходит к столу президиума и жмет руку Ваграму
Кеворкову.)
Ваграм КЕВОРКОВ:
Спасибо.
Юрий КУВАЛДИН:
Редактором фильма о Ваграме Кеворкове, который мы сегодня
посмотрим, является оригинальный человек, эксцентричный человек - Слава Лён,
который вчера говорит мне: “Я приду на вечер в ЦДЛ”, - а потом говорит: “Я не
приду”. – И, наконец, пришел и сейчас скажет несколько слов приветствия Ваграму
Кеворкову.
Слава ЛЁН:
Не знаю даже, как начать... Потому что, действительно, 17
апреля...
Юрий КУВАЛДИН:
Только кратко говорите.
Слава ЛЁН:
Я буду говорить предельно кратко. 17 апреля - дни рождения у трех
писателей. Я перечислю их. Значит, самый старинный мой друг - академик Володя
Сергиенко. Сегодня ему исполнилось 60 лет. Значит, Клемантович – ему
исполнилось 64 года. И вот вы, Ваграм Борисович. Поэтому вы понимаете,
насколько мне было тяжело разрываться между тремя днями рождения... Но вот, как
видите, я везде успел. Наш пострел везде поспел. Я говорил тост неделю назад,
на вернисаже Бориса Мессерера. И просто так, случайно после вернисажа со мной
за большой стол сели люди такого возраста: Антонова – которой около 100 лет...
(Смех в зале: ха-ха-ха!) Евлева – которой около 90 лет. Салахов - это я все
говорю особенно для Саши Трифонова, будущего нашего академика живописи. Ну,
Мессереру - всего 75. А эта выставка была в Большом Манеже, называется
“Традиции и современность”. Вот где мы с Победовой участвовали, и там выступил,
выставился председатель жюри Таир Салахов, которому 80 лет. Я первый раз пришел
на его выставку и ахнул... нет, точнее - второй раз... Первый раз я видел там
портрет великого композитора... Победова, как зовут этого великого композитора?
Ольга ПОБЕДОВА:
Кара Караев.
Слава ЛЁН:
Кара Караев, которому 100-лет нынче исполнилось...
Юрий КУВАЛДИН:
Ну, всех перечислять не будем... (Смех в зале.) Говорите ваше
приветствие замечательное, у меня цейтнот по времени... (Смех в зале.)
Слава ЛЁН:
А куда мы спешим?
Юрий КУВАЛДИН:
В буфет... (Смех в зале: ха-ха-ха!)
Слава ЛЁН:
Так вот я хочу и Оле Победовой дать слово... Вот, видимо, этот тост,
который я хочу поднять, то есть произнести... мне нужно было бы сказать там, в
буфете...
Юрий КУВАЛДИН:
Там скажешь.
Слава ЛЁН:
Но все же я закончу свое приветствие юбиляру великой фразой Корнея
Чуковского: в России нужно жить долго!
Юрий КУВАЛДИН (и весь зал вместе с ним, хором, в унисон):
До-о-олго!..
(Смех и оживление в зале.)
Слава ЛЁН:
И начинается настоящее творчество, о чем, как вы прекрасно
догадываетесь, после 70 лет! Точка. Ру.
(Смех и оживление и аплодисменты в зале.)
Юрий КУВАЛДИН:
Слава Лён!
(Аплодисменты зала, переходящие в овации.)
Юрий КУВАКЛДИН:
В стане прозаиков “Нашей улицы” есть замечательный писатель,
лаконичный, лапидарный и смешной. Марина Сальтина. Она скажет несколько слов в
адрес юбиляра.
Марина САЛЬТИНА:
Я скажу несколько слов в адрес юбиляра стихами Анны Ахматовой.
(Марина Сальтина читает стихотворение Анны Ахматовой.)
***
Мне ни к чему одические рати
И прелесть элегических затей.
По мне, в стихах все быть должно некстати,
Не так, как у людей.
Когда б вы знали, из какого сора
Растут стихи, не ведая стыда,
Как желтый одуванчик у забора,
Как лопухи и лебеда.
Сердитый окрик, дегтя запах свежий,
Таинственная плесень на стене...
И стих уже звучит задорен, нежен,
На радость вам и мне.
(Аплодисменты.)
Юрий КУВАЛДИН:
Спасибо большое.
Слава Лён или не Слава, а... кто-то здесь сказал о публицистике...
это Леша Воронин говорил и сказал о публицистике свое критическое слово... Но
публицистика публицистике рознь. Пример этого - замечательный писатель, автор
“Нашей улицы”, у которого в творчестве превалирует публицистика, Виктор
Кузнецов с приставкой Казанский, чтобы его отличали от других Кузнецовых. У
него есть блестящее эссе, большое, посвященное врачам, которые стали
писателями: Гиппократ и Аполлон... Мы знаем, там, только Чехова, Аксенова... а
их у него... сколько, скажи, Виктор...
Виктор КУЗНЕЦОВ:
Я сам даже не знаю, сколько. Очень много.
Юрий КУВАЛДИН:
Скажи свое приветствие короткое. У нас время уже истекает...
Виктор КУЗНЕЦОВ:
Я вообще-то всего третий раз в жизни выступаю публично... (Смех в
зале.) Говорить я не мастер. Я хочу от всей души поздравить Ваграма Борисовича
с его книгой. И хочу сказать большое, огромное спасибо Юрию Александровичу, за
то, что мы все здесь собрались, а если бы не он, мы бы и не собрались бы. Здесь
сидит знаменитый писатель Скребицкий. Я с детства помню его вещи...
Юрий КУВАЛДИН:
Да, да... Владимир Георгиевич Скребицкий...
Виктор КУЗНЕЦОВ:
Я с детства помню наизусть какие-то его рассказы о природе, живые
какие-то такие картины... Спасибо вам, Юрий Александрович, за то, что мы все
здесь собрались. И спасибо всем.
Юрий КУВАЛДИН:
Спасибо.
Алексей Воронин!
Приготовиться, Александр Хорт.
Сейчас Леша Воронин споет еще одну свою песню. А потом он будет
петь до полуночи, пока...
Нина КРАСНОВА:
...Пока нас отсюда не выгонят...
(Смех в зале.)
Алексей ВОРОНИН:
А что нам еще остается, как не петь? Так. Моя песенка называется
“Пивное танго”. (Алексей Воронин поет песню “Пивное танго”, Юрий Кувалдин
подпевает ему со своего места.)
ПИВНОЕ ТАНГО
На Красной площади дождь,
Погодка для англичан,
И на душе моей тоже
А ля Лондон туман.
Я выпил “Балтики-7”
В каком-то старом бистро,
А после “Старого мельника”
Где-то возле метро.
“Очаковского 0,5”
У Воскресенских ворот,
А после “Клинского” взять
Пришлось, или наоборот,
Бутылку “Балтики-9”
У старушки одной.
А что прикажете делать?
Я такой заводно-о-ой!
На Красной площади дождь,
Погодка для англичан,
И на душе моей тоже
А ля Лондон туман.
(Аплодисменты.)
Юрий КУВАЛДИН:
Приветствие от “Литературной газеты” скажет заведующий
“Двенадцатью стульями” Александр Хорт!
Александр ХОРТ:
Есть такой писатель - Теодор Гладков. (Смех в зале.) Он однажды
очень хорошо сказал... Когда у него новая книга вышла, он сказал: “Теперь у
меня есть что почитать”. (Смех в зале.) Теперь у вас, Ваграм Борисович, тоже
есть что почитать. (Смех в зале.)
Ваграм Борисович... поздравляю вас с выходом новой книги. Я не
буду говорить свои впечатления о вашем творчестве, делать устный очерк о нем...
Я просто поздравляю вас! Вы являетесь одним из самых весомых открытий Юрия
Александровича. И я хочу просто пожелать вам, перефразируя слова
Циолковского... Журнал “Наша улица” - это ваша колыбель, но нельзя все время
находиться в колыбели, вечно жить в колыбели, вам надо выходить на новые
площадки... В частности, мне как-то позвонили из театра “Ромэн” и сказали, что
они там очень нуждаются в обновлении репертуара, и попросили меня помочь им в
этом. Вы получше меня цыганскую жизнь знаете. Так что, возможно, что-то отсюда,
из вашей книги, перейдет на подмостки театра. Тут, на вечере, все авторы как-то
почему-то стихами заканчивали... Я стихов не пишу и читаю их плохо, но у меня
случайно, как рояль в кустах, оказался в руках сборник “День поэзии”, только
что выпущенный “Литературной газетой”. Вот вам, почитайте его.
(Аплодисменты.)
(Юрий Кувалдин подзывает к себе Нину Краснову, которая сидит
напротив него, в партере, во втором ряду, и записывает вечер на аудиокассету и
снимает зал своим цифровым фотоаппаратом “Pentax”, она подходит к нему, он
просит ее пойти в фойе и “снять” там афишу Ваграма Кеворкова. Нина Краснова
идет в фойе и “снимает” афишу на свой фотоаппарат, а потом снимает ее со стены,
сворачивает трубочкой, перевязывает резинкой и после вечера вручает ее Ваграму
Кеворкову.)
Юрий КУВАЛДИН:
Ваграм Борисович, вам заключительное слово! И - будем смотреть ваш
фильм.
Ваграм КЕВОРКОВ:
Как-то в гостинице во Владимире не оказалось для меня одноместного
номера, и мне пришлось идти в двухместный. Там моим соседом оказался явный
азиат из Тулы - раскосые глаза, широкие скулы... Мы с ним стали знакомиться.
Предвосхищая мой вопрос о том, кто он такой, этот человек сказал: “Я - русский
сын казахского народа!” Нечто подобное, похожее я мог бы сказать о себе. Я -
русский сын армянского народа. Я рос, воспитывался в русской языковой среде, я
взращен русской культурой, русской музыкой и литературой, в первую очередь.
Поэтому я говорю о себе как о сыне России. И, как бы страстно сын ни любил свою
отчизну, все-таки эта любовь иногда не бывает безоблачной, иногда над ней
сгущаются черные тучи, как это было в 30-х годах и о чем в своем стихотворении
“На дне подземелья” (оговорился по Фрейду)...
Юрий КУВАЛДИН:
“...преисподней”...
Ваграм КЕВОРКОВ:
...“На дне преисподней” писал Максимилиан Волошин.
НА ДНЕ ПРЕИСПОДНЕЙ
С каждым днем все диче и все глуше
Мертвенная цепенеет ночь.
Смрадный ветр, как свечи, жизни тушит,
Ни позвать, ни крикнуть, ни помочь.
Темен жребий русского поэта,
Неисповедимый рок ведет
Пушкина под дуло пистолета,
Достоевского - на эшафот.
Может быть, такой же жребий выну,
Горькая детоубийца Русь,
И на дне твоих подвалов сгину
Иль в кровавой луже поскользнусь,
Но твоей Голгофы не покину,
От твоих могил не отрекусь.
Доканает голод или злоба,
Но судьбы не изберу иной,
Умирать - так умирать с тобой,
И с тобой, как Лазарь, встать из гроба.
Все. Спасибо.
Юрий КУВАЛДИН:
Так, теперь мы все поближе группируемся, смотрим телевизионный
фильм “Дорога к слову Ваграма Кеворкова”. После этого все спускаются в буфет.
(Все гости и участники вечера смотрят по телевизору фильм “Дорога
к слову Ваграма Кеворкова”, в котором принимают участие Президент Фонда
социально-экономических и интеллектуальных программ Сергей Филатов, Юрий
Кувалдин, Андрей Яхонтов, Слава Лён, Нина Краснова, Эмиль
Сокольский, Алексей Воронин и Ваграм Кеворков.)
Вторая часть праздника. Нижнее кафе ЦДЛ.
(Затем все участники и гости вечера направляются в буфет, в нижнее
кафе ЦДЛа, на банкет, и праздник продолжается там, за столами с напитками и
закусками и с тостами один художественнее другого. Ваграм Кеворков подписывает
и дарит книги всем участникам банкета.
Первый экземпляр он дарит Андрею Яхонтову, как своему “собеседнику
по фильму”... Потом дарит книгу Славе Лёну и Ольге Победовой, с таким
автографом: “Королеве стекла Ольге Победовой и вечно молодому рецептуалисту
Славе Лёну... Ваграм Кеворков”.
Юрий Кувалдин регулирует течение праздника и дает слово всем, кто
хочет его взять. Произносит тосты в честь Ваграма Кеворкова и дает всем
желающим произнести свои тосты.)
Юрий КУВАЛДИН:
Слово редактору Ваграма Кеворкова по фильму – Славе Лёну!
Академику рецептуализма!
Слава ЛЁН:
Ваграм Борисович! Я потрясен вашим подарком и присоединяюсь к
тостам, которые здесь звучали в честь вас. К тому же я же практически имею
отношение к вашему фильму, который я столь блестяще редактировал, ха-ха-ха! В
этом фильме много чего замечательного. И я вас прошу: не бросайте старых
профессий, хотя вы увлечены новой, ха-ха-ха. И вот мой, собственно, главный
тост будет за это! Ваш фильм в самом деле замечательный. Если кто-то еще помнит
Веничку Ерофееву, особенно тот стол, который занят собой и не слушает меня
(Слава Лён кивает в сторону какого-то стола в глубине зала, где звенят рюмки),
то выпьем тост за сегодняшнего юбиляра! Так вот юбиляр в этом фильме говорит:
“Мы им, ГэДээРовцам...”
Геннадий САМОЙЛЕНКО (поправляет его):
ФээРГэшникам, Слава (а не ГэДээРовцам)...
Слава ЛЁН:
ФээРГэшникам, это неважно, неважно. – Мы им поставляем речь
Брежнева – они нам стриптиз (фильмы со стриптизом). В “Москве – Петушках”
Венички Ерофеева есть самая тонкая антисоветчина, которую не могли понять
американские и немецкие критики. Они не могли понять, где там эта
антисоветчина, почему “Москву – Петушки” не печатали при советской власти, в
советскую эпоху? Про эту эпоху у него говорится вот что: значит, мы им туда, в
Москву в бухгалтерию раз в месяц соцобязательства привозили, а они нам за это
давали два раза в месяц зарплату.
Короче говоря, я – человек, очень заинтересованный в популяризации
Бронзового века русской культуры, ха-ха-ха-ха... и когда там у нас было три
культуры: соцреализм, андеграунд и метропольная культура, посередине, такой
буфер... то телевидение, которое вы, Ваграм Борисович, знаете, как никто, было
великой подкладкой для всех тех культур... И когда вы сегодня говорите, что в
70-м году начали с видеозаписи и просмотра второй цензуры, этого же никто не
знает... вот обо всем вы и напишите нам... вот обо всем этом... И мы будем еще
больше благодарны вам за это, хотя и сегодня мы очень благодарны вам за все, и
наша сегодняшняя благодарность вам неизмери-и-ма!
(Бурные аплодисменты зала.)
Андрей ЯХОНТОВ:
За это надо выпить!
Крики из зала:
Мы им - речь Брежнева, они нам – стриптиз.
(Смех в зале.)
Ваграм КЕВОРКОВ:
Когда я два года назад пришел в редакцию журнала “Наша улица”, на
Складочную улицу, и принес Юрию Александровичу Кувалдину свои первые творения,
он сказал мне: “Приходите к нам под Новый год чай пить”. Я пришел. И там Сергей
Михайлин-Плавский подарил мне свою книгу “Гармошка”. И вот сейчас я наконец
имею возможность отдарить его своей книгой.
(Ваграм Кеворков дарит свою книгу “Романы бахт” Сергею
Михайлину-Плавскому и читает свой автограф на книге вслух.)
“Земляку драматурга Александра Сухово-Кобылина... (Смех в зале:
ха-ха-ха!) Выдающемуся писателю Сергею Михайлину-Плавскому”!
Реплика из зала:
Кобылин! (Смех в зале: ха-ха-ха! Аплодисменты.)
Юрий КУВАЛДИН:
Ответное слово имеет Сергей Михайлин-Плавский!
Сергей МИХАЙЛИН-ПЛАВСКИЙ:
Ваграм Борисович, спасибо вам за такой ценный подарок! Я хочу
произнести тост! Многая лета Ваграму Борисовичу Кеворкову и его творчеству! Все
налили бокалы (кто вином, кто водкой, кто соком, кто минеральной водой), все
подняли бокалы, все выпили!
(Все налили бокалы, все подняли бокалы, все чокнулись, все
выпили.)
Крики с мест:
Уря-а-а! (Смех в зале.)
Александр Чутко рассказывает своим соседям по столу Андрею
Яхонтову, Нине Красновой, Геннадию Самойленко, Славе Лёну, Ольге Победовой,
Людмиле Чутко “анекдоты от Чутко” один чуднее другого.
Юрий КУВАЛДИН:
Внимание! Читаем надпись Ваграма Кеворкова Владимиру Скребицкому:
“Автору лучшего современного романа “Вокруг чайного стола” Владимиру
Георгиевичу Скребицкому...”
Реплики из зала:
Автору лучшего романа, но лучшего современного романа! Ахтунг!
Юрий КУВАЛДИН:
Следующая надпись: “Актеру из “Гамлета”...
Александр ЧУТКО:
О боже мой! Это мне!..
Юрий КУВАЛДИН:
“...Александру Чутко и его жене, прекрасной писательнице Людмиле
Чутко! Для меня Чутко - катализаторы чуткости, доброты и таланта!.. Ваграм
Кеворков”.
Крики из-за столов:
Ура!
Александр ЧУТКО (“отрабатывает” подарок Ваграма Кеворкова, читает
стихотворение Александра Тимофеевского “Я в правильном шел направлении...”):
...Я в правильном шел направлении,
А время пошло не туда...
(Смех в зале: ха-ха-ха!)
Юрий КУВАЛДИН:
Следующая надпись на книге: “Автору Книжной палаты Геннадию
Самойленко – с благодарностью за внимание к моему творчеству... Ваграм
Кеворков”.
(Аплодисменты.)
Юрий КУВАЛДИН:
Следующая надпись Ваграма Кеворкова: “Чудесной поэтессе Нине
Красновой, приведшей меня в “Нашу улицу”, с благодарностью... Ваграм Кеворков”.
Нина КРАСНОВА:
У-у-уй! О-о-й! Спасибо. Будем идти по одной дороге, в вечность.
Слава ЛЁН:
Контора пишет... Господа! Еще один организованный тост за юбиляра!
Пьют все! Встаем!
Крики в зале:
Ура!
(Все застольщики встают, чокаются друг с другом рюмками и
фужерами, пьют кто что себе налил.)
Крики хором:
Ура-а-а-а!
(Участники застолья начинают менять свои места за столами,
переходить от стола к столу, некоторые несут с собою свои стулья... и так и
ходят от стола к столу со своими стульями.)
Юрий Кувалдин продолжает читать надписи Ваграма Кеворкова
участникам праздника: Валерию Валюсу, Марине Сальтиной, Елене Евстигнеевой,
Наталье Молчановой, Алексею Воронину, Эдуарду Булгакову, Юрию Невскому и т.д.
Александр Трифонов снимает праздник на фотокамеру.
Нина Краснова фотографирует всех своим цифровым фотоаппаратом
“Pentax”, для истории и для Живого Журнала Юрия Кувалдина.
Крики из зала:
Все “хфотографируются”!
Последнюю книгу Ваграм Кеворков дарит “Виктору Широкову с
пожеланием дальнейших широких шагов в литературе”!
Виктор ШИРОКОВ (на ходу сочиняет экспромт Ваграму Кеворкову и тут
же читает свой экспромт всему залу):
***
Ваграму Кеворкову
Уставши от бессонных вахт,
Ваграм Борисович Кеворков
Издал роман “Романы бахт”,
Чтоб мы дурели от восторгов!
Крики из зала:
Ура-а!
Стенограмму вечера подготовила поэтесса Нина КРАСНОВА
19 – 21 апреля 2008 г.