ворона
вернуться
на главную страницу |
|
Но
главное, “Ворона” вовсе не римейк “Чайки”, а свободный пастиш - безукоризненно
исполненная по мотивам Чехова и на мотив Чехова фуга. У повести несколько
кодировок - несколько уровней прочтения. Интрига проста, как сама жизнь.
“Новый русский” кавказской национальности организует инвестиционный фонд
пирамидального типа и прикармливает представителей интеллигентских профессий.
Желающие могут увидеть здесь модель пылких отношений банка “Чара” с передовым
отрядом творческой элиты (тем более что в обоих случаях удел главы предприятия
печален). Допустим, ворона - это чайка, Маша - как бы Нина Заречная, но
одновременно и Маша Шамраева. Миша - вроде бы Треплев. Но, например, Абдуллаев
- это функционально и социально Лопахин, а Ильинская - Раневская. И так
далее.
Молодая поросль творит. Миша пишет
нечто многозначительно туманное для себя и рекламу для Абдуллаева. Миша
любит Машу. Маша тоже пишет и тоже по-современному: “Синие, синие, синие
шеи в розовых, розовых, розовых чулках...” - потом становится любовницей
Абдуллаева и редактором его газеты. Впрочем, по легким намекам можно догадаться,
что и Миша крутит с хозяином роман. Прочие - не то приживалы, не то обслуга
- бывший врач, бывший экономист, бывшие актеры, одно слово: интеллигенция.
Вялая, безвольная, бестолковая, но хорошо понимающая, где теплая и сытная
халява.
Хорош монолог победителя, 25-летнего
красавца Абдуллаева - забавная смесь Лопахина с Великим Инквизитором в
современном исполнении. “Вы хорошие, как дети маленькие, мы вам всем работу
найдем... Вы не обижайтесь, я очень добрый, я люблю, чтобы на меня русские
работали, вы хорошие исполнители, но идей у вас нет. Вы называете нас
чурками, черными, чеченцами, азерами. А это от бессилия... Да мы ваши
благодетели. Я люблю все нации, я люблю русских, обожаю евреев, люблю
таджиков, негров, украинцев. Я всех люблю, потому что ислам любвеобильнее
православия... Маша, вы прекрасны, Миша, вы очаровательны”. Впрочем, услышав
в ответ, что он - на самом деле русский и таким образом покоренный, а
не покоритель, Абдуллаев растерянно роняет: “История рассудит”, - что,
в конце концов, и происходит.
Повесть Кувалдина - это еще и быстрое
переживание ядовитой симметрии исторического процесса: когда fin de siecle
точь-в-точь по лекалу накладывается на следующий fin de siecle. Совпадает
- по социальному слому, по идеологическим зигзагам, по бестолковости и
бессмысленности личной, отдельно взятой судьбы. Все переворотилось и едва
ли уже укладывается - это наша жизнь. Возникающие из-за исторической невнятицы
страсти в той стране, где происходит действие “Вороны”, кажутся Кувалдину
смешными до слез. Они и в самом деле смешны. (Вопрос о любви к своим героям
мы считаем праздным - кто ж не любит того, что делает!)
Виктория Шохина "ФУГА, ФУГЕТТА и АЛЛА
МАРЧЕНКО"
“Независимая газета”, 28 ноября 1995, вторник, № 129 (1056) |
|