Юрий Кувалдин "Бред ничтожности" рассказ

 


Юрий Кувалдин "Бред ничтожности" рассказ

 

Юрий Кувалдин родился 19 ноября 1946 года прямо в литературу в «Славянском базаре» рядом с первопечатником Иваном Федоровым. Написал десять томов художественных произведений, создал свое издательство «Книжный сад», основал свой ежемесячный литературный журнал «Наша улица», создал свою литературную школу, свою Литературу.

 

 

 

вернуться на главную страницу

 

Юрий Кувалдин

БРЕД НИЧТОЖНОСТИ

рассказ

 

Целый день кудрявый и толстогубый Боря вяло ходил по квартире. Паркет кое-где поскрипывал. Боря пугался этого скрипа, и все время оглядывался. Хотелось идти на улицу, но только не сейчас, потому что сейчас он боялся туда идти. Страшно выходить на Ленинский проспект, по которому все время (обратите внимание!), все время мчатся туда и сюда (туды-сюды, как в словаре Островского) машины, потоки машин, но не выезжают из Москвы, хотя едут к окраине, и не въезжают в Кремль, хотя едут к Кремлю.
Возникает резонный вопрос: куда эти железные хищники (пожирают бензин, убивают прохожих, испражняются угарным газом!) каждый день едут! Аристократия? То же безобразие форм, физическая нечистота, мокрота, те же беззубая старость и отвратительная смерть, что и у мещанок. Боря даже выглянул в окно. Сначала убедился в том, что машины идут сплошным железным, как у Серафимовича, потоком по Ленинскому. Боря скосил глаза на Ломоносовский проспект. И по Ломоносовскому стоят на красном свете железные потоки лысого Серафимовича, который дал рукопись Крюкова “Тихий Дон” юному делопроизводителю Шолохову, чтобы тот стал лауреатом Сталинской и Нобелевской премий. Все так у русских на воровстве устроено. И на смерти коровы у соседа. Лицо у Бори покраснело, голова закружилась от высоты и смога. Папа занимался в своем кабинете. Мама писала статью. У Бори болела голова, и он собирался поплакать, но плакать как-то не было охоты, было просто грустно.
- Стра-а-ашно, - промолвил он совершенно детским голосом.
Мало того, что Боря заикался, он еще и боялся своей ничтожности.
Ну, скажите на милость, кто в сорок лет живет с папой и мамой, нигде не работает, но, самое главное, ни разу не попробовал женщины? А ведь отец его - выдающийся писатель, автор романа “Жизнь и сума”, в котором он с потрясающей смелостью приравнял негров к белым, фашистов к коммунистам, евреев к арабам, СССР к США, Чука к Геку, Сталина к Шарону, Гитлера к Наполеону... и, в конце концов, сделал всемирно-историческое открытие, что все люди, населяющие Земной шар, ходят на задних конечностях, имеют два глаза, два уха, две руки, но при этом по одному носу, одному рту и одному сердцу, что Волга впадает в Каспийское море и что лошади едят сено и овес... Человек, помешанный на том, что он приведение; ходит по ночам. Есть писатели, у которых каждое произведение в отдельности блестяще, в общем же эти писатели неопределенны, у других же каждое произведение не представляет ничего особенного, но зато в общем они определенны и блестящи. Писать надо иероглифами! Хиер.
И Боря окончил Литературный институт имени Всеволода Вишневского по отделению государственных романов, выдвинутых на государственную премию. Боря даже написал роман “Каширское шоссе” (наряду с многочисленными похвальными отзывами в демократической прессе, высокую оценку ему дали в таком компетентном журнале, как “Вопросы государственных романов”, главный редактор которого, по фамилии Трахтенбауэр, похожий на маленького крошечного школьника, считает, что его журнал как бы ставит знак качества произведениям); даже государственную премию получил, но из чувства малости своей, никчемности, посторонности, сжег, как Гоголь, и роман, и государственную премию. И когда ему говорили, что рукописи не горят, он страшно перекашивался и бился головой об стену, понимая, что правды добиться в этом подлом и лживом мире невозможно. Кому бы он ни давал читать следующий свой роман “Красный корпус”, вскрывающий всю подлую сущность империи зла, давал пятому-десятому, включая отца, все высказывали какое-то неясное суждение, по всей видимости, из-за уважения к отцу, а отец из-за уважения к Президиуму Верховного Совета СССР и лично товарищу по дому творчества в Дубултах критику Нахимсону (критик сравнивал папу со всеми Толстыми сразу. Боря злился на этих Толстых - хоть кто-нибудь бы из них псевдоним взял! Ну, был бы этот Лев не Толстой, а, допустим, Прямой! А что? Лев Прямой. Звучит!), мол, здесь бы убавить, а там - добавить. В сущности, Боря понимал, что его бред ничтожности (нигилистический) является антитезой бреда величия. Отец - Немчур, мать - Гусакова. Мог бы и Боря быть Гусаковым, вполне русским! Но нет же, Немчуром заделался, назло антисемитам. И букву “р” еще, как и отец, не выговаривает. И как отец, маленький, злой, с комплексом Наполеона. Да вы посмотрите на всех этих демократических критиков-литературоведов: метр пять с кепкой! Маленькие все как один, под стол пешком могут ходить, а все туда же - в великую русскую литературу. А русской-то литературы нет! Как и национальности такой нет - “русский”. Есть - славянин, или московит, на худой конец! А русский - от еврейского происходит (в греческой транскрипции; Библию евреи на греческом писали, как сейчас многое пишут на русском, прежде называвшемся славянским): иерей (русская орфоэпия - еврей), hiereus - буквально - жрец, hieros - священный. Стало быть, русское слово “еврей” означает - священный, или святой. Отсюда и хиерусалим, хиерус, то есть Русь. И все с Петра I пошло! До него никакой Руси и русских (хиросов, Хируси и херов) не было. А были князья московские и московиты, то есть камаринские мужики! Комар (“о” и “а” - здесь одно и то же) значит - московит, или, кому как нравится, - москит.От москитов натягивайте москитные сетки. Стало быть, чья идеология правит миром? Правильно - хиерейская (хиерусалимская). И революция 1991 года была хиерейская. Вместо коммунистов на экран телевизора вылезли хиереи. Хиерейская революция! И будет править до тех пор, пока Московия будет иметь название Россия, или Хиероссия, или, что точнее, Хиеруссалим, или (для краткости) Хер (и памятники ему ставить в виде церквей, например: Нью-Хиерусалиме, что в Истре)! Хотя Херусалим - глубокая провинция, каменистый пятачок, где и плюнуть-то от людей негде. В Германии - просторнее. Германия до прихода Адольфа АлоисовичаШикльгрубера и была самой хиерейской страной. Вот почему Боря - Немчур, а не какой-то там Гусаков...
Хотя Гусаковы тоже кое в чем преуспели. Мама - главный разработчик антитоксичных таблеток “вибронет”, приняв которые, наркоманы тут же переставали дрожать... и дышать... и двигаться... Боря считал себя наихудшим из всех людей, выродком общества, прахом и ничтожеством. Разве Боря не мог разработать подобные таблетки?! Он же с золотой медалью окончил Тридцать первый медицинский институт имени Зигмунда Фрейда! Прошу, пожалуйста! “Отставить разговоры!” - как говорит герой другого романа отца - “Дело было под Могилевом” - капитан 159 статьи нового Уголовного кодекса РФ Швидлер. Две порции мышьяку, и одна - сульфата натрия! А тут еще чуть-чуть было его не взяли на работу в отдел космической связи МТС (Машинно-тракторной станции) колхоза им. Ленина “Шлях Сталина”, а он не смог преодолеть охрану. Смело так это подойти к окошку охраны и попросить ключ от 215-й. Чего проще!
Это для вас проще, а для Бори сущий ад. Он еще дома, когда на правую ногу надевал белый носок, а на левую - синий, уже знал, что этот охранник с плоским, круглым лицом, со щелевидными глазами, китаец или кореец, не даст ему ключ. А почему он должен давать ключ Боре? Мама в школу ему ключ не давала, зная наверняка, что Боря в страхе, что этот ключ подходит к дверям завуча школы, и что его пошлют открывать запертую там у себя толстую Марь Васильевну, от вида которой Боря был готов упасть в обморок, разве он пойдет открывать дверь? Нет, нет и нет! И Боря молча выбрасывает ключ из окна в кусты. Оглядывается в ужасе, - не видел ли кто? - и, сутулясь, горбясь, бежит куда глаза глядят.
И потом, почему это у всех ребят джинсы нормальные, синие, а у него, как у самого затюканного советского разведчика, спрашивающего в подземном переходе у Курского вокзала у всех прохожих о никелированной кровати с тумбочкой, малиновые? Мало того, они еще ему великоваты и спадают постоянно, и подол рубашки выбивается наружу.
Ладно, Боря и второй носок бы надел синий, а не белый, но ведь нога-то потихоньку начинает отказывать и даже подгнивать. Поэтому, как в больнице, ее нужно облачать в белый цвет. Носок, как белый халат. Прохожие будут видеть белый цвет и не наступят на ногу. Потому что, когда Боря был в красном носке, ему специально наступали на ногу, от раздражения, по-черному. Чувство ничтожности иногда переносится на собственное тело: внутренние органы, будто бы, перестают функционировать, начинают гнить, тело изнутри превращается в труху. И откуда взялся этот красный носок? А! Понятно. Боря по пути в метро “Университет” зашел в “ЛеМонти”, приценился, извинившись перед продавцом, а потом, извинившись и перед покупателем, что красные носки на два рубля дешевле, чем синие.
Вообще, когда папа разрабатывал систему доставки космонавтов на околовенерные орбиты, он брал Борю с собой. Бывало, едут в десятидверном мерседесе с красным флагом СССР на крыле в Монино, а там уже генералы, маршалы и адмиралы построены. Боря идет впереди в коротких штанах на бретельках, типа “Тема и жучка”, приветствует почетный караул, причем не заикаясь, а сзади мама всем раздает таблетки. И “енералы” так и падают штабелями, чтобы вслед за ними упал ненавистный СССР и чтобы лучшие, самые справедливые люди Земли - американцы - первыми все как на подбор заболели околовенерными болезнями на орбите этой самой Венеры. Да и сам Боря, выпускник Московской общевойсковой дубосековской авиационной дважды орденов Санкт-Ю-Питера академии трижды побывал без ракеты и без носителя на обратной стороне Луны! Потом узнает из газет о смерти великих людей и по каждому из них носит траур.
Мама аккуратно зачесывала челку Бори на бочок, с водичкой. Эх, пионерский галстук!
Боря постоял на кухне у холодильника, затем, оглядываясь, осторожно открыл его и достал тонкими пальцами сырое яйцо. Так же осторожно вскрыл острый кончик его чайной ложечкой и жадно высосал содержимое, уставившись темными маслинами глаз в лепной потолок с огромной люстрой.
Самое страшное, конечно, это ездить в метро. Вы только посмотрите, кто туда входит! Бритоголовые, во всем черном, лица и фигуры - квадратные, с бутылками пива. “Русские свиньи!” - говорит мама. Боря сразу начинает дрожать, а они берут его за шкирку и волокут к дверям стадиона Ленина и заставляют отрывать пластиковые сиденья и швырять их в головы омоновцев. Публика в искусстве любит больше всего то, что банально и ей давно известно, к чему она привыкла.
Конечно, чувство ничтожности может перенестись и на окружающий мир: он становится выгоревшей пустошью (катастрофический бред). Боря часто возвращался к мысли о собственной проклятости, о том, что страна - СССР, - в которой ему довелось родиться, - проклята, он люто ненавидел Россию и русских, этих краснорожих, в телогрейках и валенках, аборигенов, не способных к восприятию не то что литературы, а простых, статичных кадров на телеэкране. О! Как он ненавидел Москву, этот каменный мешок, в который его погрузили папа с мамой! Город, в котором нет дорог, или есть те дороги, которые ведут только от спальных районов к центру.
А Боре не надо в Кремль! Он не собирается на прием к тирану! Паучье племя! Построят в центре, в вилке между двумя реками - Тухлянкой и Вонючкой - Кремль и проведут лучи-нити во все стороны! И разрежут весь город железными дорогами. Ни вправо, ни влево! Справа - река (мостов нет), слева - железная дорога (мостов нет)! Все население страны съехалось в этот каменный мешок! А страна - самая большая территория в мире - летаргически спит без двуногих в состоянии вечной мерзлоты. Негативные эмоционально-чувственные установки по отношению к самому себе, которые встречаются у каждого человека и проявляются в чувстве малоценности или вины, здесь достигают бредовой формы самоуничтожения. Они могут проецироваться на собственное тело и на весь мир - по принципу “после меня хоть потоп”.
И почему папа с мамой не увезли его в иерейские (святые!) США? Он так хочет в квадратно-гнездовые США! Там можно ехать и направо, и налево. Там нет центра! В центре может быть только солнце! И - ничего живого! Солнце-центр сжигает все! Этого типа бредовые идеи, как легко догадаться, сопутствуют глубоким состояниям пониженного настроения Бори, чаще всего при депрессиях. Хиерусалим - глухая провинция. Самые несносные люди - это провинциальные знаменитости. Иероглифы. Египет. Рабы придумали бога. Хиероглифы. Священные письмена. Джу. Джуэле. Святые, драгоценные ювелиры... Сыны божии (с маленькой буквы, как солдат, маршал, управдом...), бессмертные, шагающие из окна... Боря даже не заметил, как открыл раму, как взобрался на подоконник, и как, нечаянно столкнув на паркет алоэ в глиняном горшке, шагнул с высоты на внезапно опустевший Ленинский проспект.

 

“Наша улица”, 12-2001

Юрий Кувалдин Собрание сочинений в 10 томах Издательство "Книжный сад", Москва, 2006, тираж 2000 экз. Том 2, стр. 466.


 
 
 
       
 

Copyright © писатель Юрий Кувалдин 2008
Охраняется законом РФ об авторском праве