Юрий Кувалдин родился 19 ноября 1946 года
прямо в литературу в «Славянском базаре» рядом с первопечатником Иваном
Федоровым. Написал десять томов художественных произведений, создал
свое издательство «Книжный сад», основал свой ежемесячный литературный
журнал «Наша улица», создал свою литературную школу, свою Литературу.
вернуться
на главную страницу |
КОМПОЗИТОР
рассказ
Из окна был виден зеленый овраг, за оврагом новый высокий дом, только что построенный, с широкой пристройкой магазина. Алла подолгу смотрела в окно на овраг, на новый этот дом, на экскаватор, который рыл землю у входа в будущий магазин. Алла вторую неделю болела, сидела дома и смотрела в окно. Сбоку нового дома она заметила дворовых собак; собаки залезали в подвал под лестницу, ведущую в магазин. Издалека Алла не могла разглядеть как следует собак, но их было много.
Три месяца назад Алла переехала сюда, в Бутово; она развелась и разъехалась с мужем. Никак не могла привыкнуть к новому месту, к этой однокомнатной квартире, к новым домам, к диковатой публике Бутова, к диким оптовым рынкам, к диким физиономиям жителей. Алле казалось, что здесь жили не люди, а какие-то неандертальцы, которые не читают книг, не знают что такое театр, классическая музыка. Лица у всех жителей были скуластые, тупые, красные и пьяные. Особенно пугала Аллу молодежь, наглая, хамская, матерщинная. Десятилетние ублюдки пили водку, били бутылки об углы домов, объединялись в стаи, курили, совокуплялись в подъездах, куда проникали, несмотря на домофоны, замки и прочие препятствия. Они варварски выкорчевывали домофоны, разбивали стекла, поджигали плафоны в лифтах, исписывали стены жутким матом.
В каких семьях рождались эти недоноски? Алла сначала задавала себе этот вопрос, потом, наблюдая за дворнягами, перестала его задавать. Жители представлялись Алле теперь такой же дикой стаей дворняг.
Прежде Алла жила на Селезневке, недалеко от театра Советской Армии, в приличном доме, где не было таких страшных рож, как в Бутове. Не поехать сюда Алла не могла: иного варианта размена не было. С мужем, бухгалтером нефтефирмы, у них была квартира в 120 метров; причем куплена квартира была на доллары мужа. До замужества Алла жила с родителями в Сокольниках. Родители и сейчас там живут в трехкомнатной квартире на Оленьем валу, с двумя детьми, сыном и дочерью, соответственно братом и сестрой Аллы. Алла сделала неудачный аборт и не могла рожать. Муж-бухгалтер, (сексуально озабоченный, иногда он брал Аллу подряд раз пять) нашел себе другую, скандалов не было, поскольку Алла понимала, что ее доли в разделе жилплощади не было. Алла закончила училище Гнесиных и работала учителем музыки в школе на Краснобогатырской. В Бутово никогда, наверно, не пустят метро, ездить на работу не удобно, и эти лица, эти физиономии, эти рожи, эти морды пассажиров в автобусах, битком набитых, убивали в Алле все живое. Она понимала теперь, почему кремлевские деятели отгораживаются от народа глухим высоким зеленым забором. Алле тоже захотелось отгородиться от своего народа глухим забором. Жуткие улицы с вытоптанными газонами, с грязью автобусных остановок, с пугающими пространствами, с огромными типовыми домами. Это не Москва, а какой-то ад, вместилище для бомжей, для стада животного, это не город, это зона, лагерь, в который добровольно съехалась вся Россия, бросив свои серые гнилые избы и покосившиеся сараи.
А так все хорошо начиналось в ее жизни: после училища, которое закончила три года назад, вышла замуж, и не просто вышла, а села сразу в личный джип мужа, черный, лаковый, никелированный. Вошла в огромную квартиру на Селезневке, на ковры и паркеты... И вот все быстро кончилось. Алла смотрела в окно на зеленый овраг, на новый дом за оврагом и плакала. Жизнь казалась конченой, и Алла не знала, что делать. Искать нового мужа? Чтобы он также бросил ее? Без мужа жить нельзя, это ясно Алле, потому что она хочет любви, очень хочет, чтобы кто-нибудь ее приласкал, пожалел. Но Алла размякла только перед собой, один на один, в одиночестве, в исповедальной прострации. Для других она была закрыта, даже перед родителями держалась мужественно, говорила, что все ерунда, что найдет себе настоящего человека, а не клюнет на деньги, как клюнула в истории с мужем. Конечно, он ей и как мужчина нравился, но ореол богатства все же затмил те качества характера мужа, которые в обнаженном бы виде подсказали Алле, что он ей не пара. Во-первых, муж был равнодушен к музыке, во-вторых, не воспринимал поэзию. А без поэзии Алла существовать не могла. Но Алле нравилось, что муж был одержим работой: сидел с утра до ночи в своей бухгалтерии у компьютера, играя цифрами, отслеживая танкеры и трубы, скважины и финансовые потоки. Его шеф, дружок, двадцатисемилетний, втерся в доверие в нефтеминистерстве, получил право присосаться к бывшей нефтетрубе СССР; и потекли доллары в карманы юнцов. Мужу Аллы было 29, а самой Алле 26.
Она смотрела в окно. Собаки вылезли из-под лестницы и стали греться на солнце. Особое внимание Аллы привлекли две маленькие беленькие собачки, должно быть щенки, которые опрокинулись от неведомого Алле счастья на спину и стали радостно дрыгать ногами. Черные и прочие большие собаки серьезно наблюдали за малышами, лежали на животе, вытянув лапы и положив морды на эти лапы. Алле захотелось поближе рассмотреть этих собак.
Утром она собрала куриные кости, вялые сосиски, остатки мяса и пошла через овраг к новому дому. В овраге пели птицы, и пахло черемухой. Стоял май, и к зелени Алла еще не привыкла. Но уже одно то, что пели птицы, и пахло черемухой, улучшило настроение Аллы. У дома были свалены кучи гравия и песка, видимо, строители собирались асфальтировать территорию вокруг будущего магазина. Хотя никакого магазина еще не было: пустые оконные проемы, и огромный бетонный бункер внутренностей ждали отделочников. У лестницы лежал черный пожилой пес с умудренным жизненным опытом взглядом. Возле него вилял хвостом разноцветный, похожий на колли, пес. Другой черный, лайкообразный, внимательно следил за Аллой, и когда она вытащила из пакета первое что попалось - сосиску, он был тут как тут. Алла с удовольствием сунула ему эту сосиску. Черный старик встал и подошел к Алле, она и ему сунула сосиску. Тут из подвала раздался веселый лай многих собак: из-под лестницы показалась лисья белая морда гладкошерстной собачки, за нею две щенячьих белых, с вислыми ушами, мордочки. Алла улыбнулась.
Сзади послышались шаги по гравию, Алла оглянулась и увидела мужчину с рыжей большой собакой. Белые щенки и большая белая собака бросились к ним и стали в буквальном смысле слова целовать рыжую собаку, которая задирала от смущения морду, гарцевала, как конь, стараясь увернуться от любвеобильных щенят и белой собаки.
- Вижу, и вы кормите их? - сказал мужчина приветливо.
- Да, - сказала Алла. - Вот принесла им поесть.
- А что же вы по кусочкам бросаете. Им за столом нужно есть, - сказал мужчина.
- А у них есть стол?
Мужчина достал газету и расстелил ее перед входом, перед норой, под лестницу, придавил углы газеты камнями, чтобы ее не унесло ветром, достал из сумки пакет с гречкой и вывалил ее на газету. Собаки жадно набросились на гречку.
- Они кашу едят? - удивилась Алла.
- Конечно, - сказал мужчина. - Этих, - он указал на щенят, - я кормлю каждый день с рождения. И каждый день приношу что-нибудь новое; то рис, то макароны, то гречку, а то и щи. Они очень все это любят. Я добавляю в кашу растительное масло. Они тоже очень любят, когда пища заправлена маслом. А эта, - кивнул он на белую с лисьей мордой собаку, - их мамаша. Сначала зимой, когда я впервые увидел щенят, думал, что они одни. Стал носить им еду. Иду на прогулку со своим Рихардом...
- Вашу собаку Рихардом зовут? - спросила удивленно Алла.
- Да. Потому что я очень люблю Рихарда Вагнера, - сказал мужчина.
- Вагнера... Он же очень помпезный...
Мужчина остановил взгляд на Алле, чмокнул губами, подумал и сказал:
- Мне тоже так казалось... Давно, очень давно казалось, что Вагнер помпезен... Теперь я так не считаю. Теперь я думаю, что это самый торжественный, самый мудрый, самый верный композитор. Величественный. Для великих людей. А всех прочих я бы просто уничтожил, - мягко закончил мысль мужчина.
Алла вздрогнула. Эти мысли не раз и не два, и не три приходили ей в голову, когда она видела эти рыла жителей Бутова, тупые и пьяные.
- У меня есть куриные кости. Можно их дать?
- Да. Только большие. А то они подавятся.
Алла положила на газету свои припасы. Щенки наелись и уступили место взрослым собакам. Рыжий Вагнер сидел в сторонке, навострив уши, и наблюдал за тем, как питаются дворняги. На Вагнере был широкий, дорогой, с клепками, ошейник. Взгляд был направлен строго в одну точку, на газету. Когда она опустела, Вагнер взял газету зубами, выдернул ее из-под камней и поднес к хозяину.
- Они считают его своим кормильцем, а меня как бы не замечают, - сказал мужчина.
- А я в окно видела их, вот и решила покормить.
- А меня ни разу не видели?
- Нет.
- Понятно. Я быстро кормлю их и ухожу работать.
Алла посмотрела на мужчину и спросила:
- А вы кто?
- Композитор.
У Аллы вдруг вырвалось:
- Разве может композитор жить в Бутове?
Мужчина не удивился этому вопросу, он усмехнулся и ответил:
- Я понимаю ваш вопрос. Поэтому я люблю Вагнера. Не каждый человек достоин жизни. Не каждый. Я бы разрешил иметь детей только людям с образованием, культурным, которые могли бы воспитать своих детей.
- Значит, не каждый человек имеет право иметь детей? - спросила Алла.
- Не каждый.
- А как же быть? Ведь не проконтролируешь.
Мужчина улыбнулся, взял своего рыжего Вагнера на поводок, сунул газету в пакет и сказал:
- С этого вопроса я начался как композитор... Ну, мы пошли.
И он, не оборачиваясь, пошел за угол быстрым магом. Алла даже не успела рот раскрыть, как он и его красивая собака исчезли.
Алла тоже пошла, свернула за угол, но композитора и Вагнера нигде не было.
Да и может ли жить Вагнер в Бутове?
“Наша улица”, 10-2000
Юрий Кувалдин Собрание сочинений в 10 томах Издательство "Книжный сад", Москва, 2006, тираж 2000 экз. Том 4, стр. 421. |
|
|