Юрий Кувалдин "Становиццо вне закона" рассказ

Юрий Кувалдин родился 19 ноября 1946 года прямо в литературу в «Славянском базаре» рядом с первопечатником Иваном Федоровым. Написал десять томов художественных произведений, создал свое издательство «Книжный сад», основал свой ежемесячный литературный журнал «Наша улица», создал свою литературную школу, свою Литературу.

вернуться на главную страницу

"СТАНОВИЦЦО ВНЕ ЗАКОНА"

рассказ

Девятиклассник Владимир, голубоглазый, с тонкими руками, пришел из школы, бросил портфель в угол и сел к телевизору. Показывали детектив, в котором милиционеры, по прозвищу менты, которых, как все в классе знали, в советское время называли мусорами, поскольку ставили их ниже любых подонков за то, что мусора терроризировали население и отправляли в зону миллионы ни в чем не повинных граждан, так вот отпрыски тех мусоров - нынешние менты, ведущие разбойный образ жизни в новой России, якобы охорашивались, приподнимались телевидением, чтобы внушить населению уважение к мусорам, которые теперь денно и нощно в одних и тех же убогих декорациях разрабатывали операцию по захвату банды какого-нибудь Косолапого. А Косолапый работал на бизнесмена Херко, который был замешан в афере по скупке акций фабрики детских молочных смесей. Никакие они не менты, а по-прежнему мусора! Как и та продажная шваль, которая работает в Останкино…
Владимир лежал на диване и смотрел телевизор, закинув ноги на валик, и сейчас ел сухую картошку из пакета. Матери не было, поэтому он ел все подряд, что попадалось под руку, в том числе майонез, кильку, запивая ее пакетным молоком из холодильника, семечки, и вот эту картошку, хватая все немытыми руками, иронично глядя на бесконечный поток насилия, льющийся с экрана. Будь мать рядом, ему пришлось бы выслушать не одну лекцию об отрицательном воздействии телевизора на не сформировавшиеся души, и каналы на экране менялись бы с калейдоскопической быстротой, в поисках того, единственного, который мог принести хоть что-то полезное, несущее в себе образовательное зерно. Она считала, что именно для интеллектуалов придумали канал «Культура».
Во время рекламных пауз Владимир закрывал глаза и представлял себе, как снимет фильм об одиноком человеке в шляпе, идущем по утренней Москве, чтобы были видны дома, узнавались улицы.
Серия закончилась на том, как майор Девкин расхохотался и усадил сыщиков пить вермут с селедкой. Потом минут пятнадцать на черном фоне мелкими буквами шли титры с указанием нескольких тысяч фамилий, отмывавших государственный бюджет. А эту поделку мог снять один оператор.
Тут Владимир пошел на улицу, прошвырнуться с приятелем в парк, попить пивка.
- Ты слыхал, - сказал приятель, - что из эфирной сетки ТНТ выпилен самый идиотский проект на нынешнем телевидении - ДОМ 2. Выпилен, как и все у нас, еще со времен советской власти, по просьбам трудящихся. Трое неких трудящихся дебилойда с разных концов Нашей Необъятной написали заявления в один и тот же суд с просьбой запретить эфир этого шоу в дневное и вечернее время, оставив только ночь - с 23.00 до 6, что ли, утра. И суд, на который заявители даже не приехали, вынес решение в их пользу.
Они зашли в магаз и взяли по паре бутылок пива на человека. Пошли в Кузьминки. Широкая аллея с высокими старыми березами была пронизана солнечными лучами. В довольно жаркий день в этой аллее было тенисто и прохладно. На сухом асфальте лежали солнечные пятна.
На площадке в загоне стоял привязанный пони. У него была очаровательная белая челка, и большие белые ресницы. Да и весь пони был белый, с атласным красным, отороченным белым мехом седлом. У пони были огромные удивленные глаза. Казалось, что он только что появился на свет и всему удивлялся. За изгородью под березой на траве сидела девушка, видимо, хозяйка пони, и читала книгу. Владимир загляделся на пони, и спросил у девушки:
- А как зовут пони?
Девушка оторвала взгляд от книги, сказала:
- Дели.
- Дели?! – удивился Владимир. - Как столица Индии?
- Вот это имя! – воскликнул приятель.
- Да, как столица Индии - Дели, - сказала девушка и продолжила чтение книги.
Приятели пошли дальше. Отхлебнув из горла пива, Владимир сказал:
- Сам заметил, что в последнее время стоит мне чем-то увлечься и это очень быстро становиццо вне закона, в той или иной степени. Даже молчу уже про легалайз. Они запретили нам покупать вискарь, текилу и самбуку после 11. Они запретили нам играть в азартные игры. Они запретили детям гулять после десяти. И, знаешь, все эти долбанные домохозяйки вздыхающие над пассажами безграмотных участников дома 2, кивали тогда головами и говорили - хорошо! так и надо! Нечего им бухать, играть и гулять. Очевидно, полагая, что быдлошоу смотреть лучше. Ладно. Мы стерпели. За нас все равно некому заступиццо. Мы сидели на кухнях, распивая "контрабандно" купленный абсент и утешали друг друга словами, что строгость законов компенсируеццо необязательностью их исполнения. Она и, правда, компенсировалась. Мы играем в покер в интернете. Пьем пиво в метро, пряча бутылки за полами пиджаков. И размышляем о том, как бы сделать так, чтоб твоя тринадцатилетняя подруга выглядела минимум в два раза старше.
Приятель сказал:
- Это, Володь, точно. Прикинь, если нас будут кормить этими сериалами - смотришь, и видишь не сюжет, не героев, а то, на чем сэкономили создатели, то мы быстро выучимся воровать и коррумпироваться. Особенно когда дело касается сериалов, сделанных по образу и подобию западных. И нет бы это подобие было самобытным... но ведь оно убогое. Такое впечатление, что сериалы у нас снимают с одной единственной целью - напихать по ходу сюжета как можно больше рекламы. При этом качество продукта, который, по идее, должен привлекать внимание, чтобы обеспечивать рейтинги рекламным блокам, так вот качество никого, по моим ощущениям, вообще не волнует. А что? На всех каналах программы про еду. Едят и хотят худеть! Какие-то животные. Пипл хавает...
Владимир, глотнув пивка и сощурившись на солнце, поддержал:
- Конечно, хавает, потому что попса, то есть народ, своей массовостью и делает экономику. Интеллигенты экономику не делают, они побираются и живут на спонсорскую помощь. А то, что умных убрали с экрана, так это Кремль устранил конкурентов, чтобы сидеть там до конца жизни. Чтобы пипл знал, что только они умные, поэтому не слезают с экранов, каждый день служат прокладками для сериалов, заказчиками которых они и являются… А наш главный самобытный продукт - сериалы про "ментов" и про сердечные дела местных олигархов, причем количества того и другого зашкаливают. То власти гоняют олигархов, то жены и любовницы, а то олигархи гоняют типов из властных структур, жен и любовниц. Разнообразие сюжетов впечатляет до глубины души. Либо "мыло", либо чернуха, либо то и другое сразу. Сюжеты достойные мексикано-бразильской видеокухни - побочные дети, отравления, подставы. Трагедию Эдипа, точнее, ситуацию, когда дети и родители не в курсе, что они дети и родители, протерли уже до дыр...
Сели на скамейку возле какого-то человека с газетой и в соломенной шляпе. Только Владимир вспомнил кадр со шляпой, как человек начал говорить:
- Как все это, то, что происходит у нас - задолбало! Приходишь с работы, включаешь ТВ - одна уголовщина - бандиты, ворьё, пьянь, а эти журналюги все это смакуют. Фильмов почти нет - одни сериалы и опять же - про бандитов, жулье и ментов. Да еще реклама каждые 10 минут - как люди выдерживают это? В Европе или Америке уже давно бы народ разнес бы такое ТВ - все Останкино по камешку. Остается только ставить диск с любимым фильмом, чтобы не травмировать свою психику. А в метро? Сейчас жарища. Едешь, душно... Еще от многих воняет, будто не в курсе, что есть такая вещь - дезодорант. Или заходят в вагон со своим гребаным пивом, и вы, - он обратил внимание на бутылки в руках ребят, - всё ходите с этим пивом, как младенцы с соской, и еще больше добавляете вонизма. Моей жене один раз чуть плохо не стало, когда один урод рядом с ней сел и начал пить какую-то химию, типа джин с тоником - там на самом деле никакого джина-то нет, одна химия - а от нее только дрист получишь глобальный. А во дворе у нас что творится? Вечером часов с 11 повылазят какие-то отморозки, и давай отношения выяснять, опять же с пивом, орут, матерятся и так часов до 3-4 утра. Хоть бы морду друг другу набили и успокоились, так нет же - орут как бабы. Была бы граната, кинул бы, ей-богу! Может петарду швырнуть? А днем во дворе, вперемежку с вьетнамскими мамашами с колясками, попадаются и мамаши славянской внешности - молодые, с виду симпатичные... только пока рот не откроют - таким отборным матом даже мужики не всегда выражаются. И эти мамаши - не ругаются, это они так просто говорят. Во как! Еще у меня в подъезде живет вообще потрясающий кадр - с молодости квасит всякие "колеса" - эфедрин, циклодол, промедол - ничем не брезгует. Во, здоровье у мужика! Сейчас ходит как трансформер и говорит с трудом, постоянно на лестничной площадке падает - недавно почтовые ящики со стены сбил. Его бы застрелить из милосердия, да не из чего. Единственно радует, что двери в подъезде теперь с домофонами и кодами - хоть срать и ссать на лестнице перестали, теперь ограничиваются пролитым пивом, семечками и разбитой посудой. А эти типы по ТВ жалуются на кризис - да у вас давно уже кризис, только он в голове - кризис в попытках достигнуть договоренности между дикарем и цивилизованным человеком. Сделал бы этот толстяк в кепке в Москве разбивку по кварталам, чтоб вся эта дикая пьянь и любители уголовщины жили бы в каком-нибудь "гарлеме" московском, зажиточные типы - на "рублевке", а нормальные люди, наверно, еще остались такие, в каком-нибудь тихом месте. И еще бы в этом тихом квартале я бы создал что-то типа муниципальной полиции для охраны порядка. Пусть будет полиция - менты уже деградировали из-за коррупции и люди на них уже не надеются. Эту квартальную полицию можно содержать на небольшие частные сборы с каждой квартиры. Ну, например по 100 рублей с носа. Если на власти надеяться уже бесполезно, то надо самим установить порядок. А потом можно в своем квартале и маленькие предприятия открыть - кафе домашние, детсадики, чтобы людям работу дать и желательно рядом с домом. Создать товарищество или профсоюз и не пускать в наш квартал жулье - рыночников, чиновников, коммерсантов и так далее. Свой ТВ-канал сделать, без рекламы, и показывать - бесплатно! - хорошие фильмы, добрые детские сказки и мультики, ну и конечно новости, только без трупов и уголовников. Вот, выговорился я, полегчало немного...
Владимир с приятелем выслушали, извинились, встали и пошли дальше к прудам. Владимир вдруг вспомнил белоснежного пони.
- Слушай, Дели-то кто был?
- Как кто? – удивился приятель.
- Ну, мальчик или девочка? – спросил Владимир.
- А Дели какого рода слово?
- Ладно, на обратном пути посмотрим, что там у пони по имени Дели под хвостом! – сказал Владимир.
- Володь, - сказал приятель, - я не ожидал, что вся страна живет телевизором.
- Ну, не вся, а 99 и 9 десятых процента. Включая нас с тобой. Все заставляю себя не включать телевизор, а включаю. Идиотизм какой-то…
Когда Владимир вернулся домой, то первым делом включил телевизор. По всем каналам пели, плясали придурковатые эстрадники и юмористы, смеялись, демонстрируя белизну зубов, и Владимир отправился на кухню, достал из холодильника сырые сосиски. Свет он не включал, и вдруг выяснилось, что ближе к полуночи и в отсутствие матери темная кухня может выглядеть очень даже таинственно, а полоса света, падающая из открытого холодильника, напоминала начало сериала с входом Косолапого в ночной банк. До последнего времени Владимир темноту не жаловал и, входя в комнату, прежде включал свет, но бесстрашному человеку не пристало замечать разницы между светом и тьмой.
Сосиски, сорвав с них целлофан, он съел в темноте кухни, привыкая к ночной жизни.
Аншлаговцы с хохочущими физиономиями все торчали на экране. После них молодой головастый и узкоплечий юрист стал вправлять мозги насчет внедрения в школах компьютеров. Владимир опять пошел на кухню за подкреплением. И вдруг услышал какой-то крик, прислушался. Крик повторился. Кричала женщина, кричала очень громко. Он вернулся в комнату и посмотрел на телевизор. Узкоплечий головастый юрист продолжал говорить о внедрении компьютеров в каждый дом, и кричал определенно не он.
Следующий крик обернулся стоном, и тут же застучали во входную дверь.
Владимир вскочил, выключил телевизор, чтобы убедиться, что эти звуки не доносятся из динамика.
За стуком начались пронзительные звонки, сопровождаемые женскими стонами: "Ради Бога, пожалуйста, ради Бога..."
- Откройте дверь! - кричала женщина. - Пожалуйста, откройте дверь! - и тон ее не оставлял сомнений в том, что слово "пожалуйста" произносилось не из вежливости.
Владимир нервно огляделся. Большая комната, пусть и ярко освещенная, вдруг стала чужой, вещи отбрасывали какие-то странные тени. Женщина опять закричала, уже без слов. Или человек боится, холодно подумал Владимир, или он не ведает страха. И медленно двинулся к входной двери. В прихожей стояло высокое зеркало. Он глянул на свое отражение. Руки по-прежнему очень уж тонкие.
Женщина продолжала звонить и стучать в дверь. Владимир повернулся к ней. Большая дверь, из стали, но она заметно дрожала, словно по ней били кувалдой. И тут он услышал второй голос. Мужской. И в его хрипоте чувствовалась решимость совершить что-то страшное. Владимир навидался в сериалах сцен угроз и насилия, но никогда не слышал ничего подобного. Он медленно крался к двери, тело покрылось липким потом, как прошедшей зимой, когда он болел воспалением легких, он помнил, какими тонюсенькими выглядели его руки в зеркале, сожалел, что выбрал бесстрашие.
- О, Господи! - вопила женщина. - О, Господи. Не делай этого!
Вновь звонки в дверь и низкий, звериный мужской рев, который он никогда не слышал, сидя перед телевизором.
Владимир распахнул дверь.
Полногрудая Зверькова стояла у двери Владимира. Белобрысый Зверьков, с утиным носом, привалился к стене, у открытой двери в их квартиру. Незнакомый Владимиру звук срывался с губ Зверькова, в поднятых руках он держал топор.
В коридор, освещенный лампой дневного света, выходили только две двери, и перед дверью квартиры Зверьковых стоял журнальный столик с пепельницей и цветами в горшках. Обоим Зверьковым было за пятьдесят, и мать Владимира частенько говорила о том, что у них очень спокойные соседи. Она так же говорила, что подполковник Зверьков работает в милиции, одевается очень представительно – в дорогие костюмы и модную обувь, и ездит на дорогом черном «BMW».
Но теперь Зверькова стояла перед дверью Владимира в разорванном платье, плакала, на щеках чернели разводы туши. А Зверьков был в трусах, остатки соломенных волос растрепались.
- Впусти меня! - вскричала Зверькова. – Ты должен меня впустить. Он собрался меня убить. Пожалуйста!
- Ну я не знаю... - начал Владимир.
Воздух вдруг стал таким же густым, как вода, так что язык ворочался с огромным трудом, и он едва смог произнести это. Он выставил руки перед собой, словно думал, что ему сейчас что-то кинут.
- Уйди в дом, - бросил Зверьков.
Владимир посмотрел на него. Зверьков стоял у своей двери, и щурился, словно прицеливаясь, куда опускать острие топора. Владимир стрельнул взглядом в одну сторону, чтобы отвлечь внимание Зверькова, во всяком случае, потом думал, что стрельнул. Но подполковник милиции Зверьков, матерый гад, не отреагировал. Их так учат, сволочей, чтобы всегда оставаться хладнокровными. Вот Зверьков и остался, где стоял, с топором, нацеленным, как теперь казалось Владимиру, не только на жену, но и на него.
- Спокойной ночи, - пролепетал Владимир и закрыл дверь.
С другой стороны донесся единственный всхлип, и всё.
Владимир вернулся в большую комнату, отнес не съеденные сосиски в холодильник.
На этот раз он сразу включил свет на кухне и не стал его выключать.
Владимир еще не спал, когда мать вернулась домой. До него донесся ее голос, и по тону он понял, что она выражает недовольство по поводу света, оставленного на кухне, но притворился спящим, когда она заглянула в его комнату. Он не хотел говорить матери о Зверьковых, потому что она начала бы задавать вопросы и поинтересовалась бы, а почему он смотрел телевизор чуть ли не до полуночи.
И потом он долго прислушивался в ожидании криков, его бросало то в жар, но в холод. Какие-то резкие звуки донеслись до него сквозь тишину ночи, но однозначно сказать, что это крики о помощи, он опять не смог, и какое-то время спустя заснул…
Утром Владимир поднялся рано, быстро оделся и тихонько, чтобы не разбудить мать, вышел из квартиры. У лифта он не обнаружил ничего необычного: те же цветы и пепельница на столике перед квартирой Зверьковых. Ни тела, ни крови. Иногда, когда Зверькова ждала лифт, аромат ее духов ощущался и после того, как она спускалась вниз.
Но на этот раз на площадке перед лифтом пахло обычной пылью многоквартирного дома. В ожидании лифта, Владимир нервно поглядывал на дверь Зверьковых, но она не открылась и из-за нее не доносилось ни звука.
Тамара, консьержка, не любила Владимира, лишь что-то буркнула, когда он проходил мимо, и Владимир решил не задавать никаких вопросов. Вышел на летнюю, залитую солнечным светом улицу, ожидая увидеть у подъезда «скорую помощь» или, по меньшей мере, пару-тройку патрульных машин. Но встретил только сонную женщину, прогуливающую боксера и мужчину, который шел с рынка с картошкой.
Владимир обошел дом и посмотрел на окна квартиры Зверьковых на шестом этаже. Занавески затянуты, окна закрыты.
Он уже собрался войти в подъезд, когда открылась дверь и из нее вышли Зверьковы. Он - в летнем светлом новом костюме, она - в джинсах. Зверьков подержал жене дверь, а Зверькова выглядела так, словно только что вышла из салона красоты.
Владимир не успел отвернуться или убежать, поэтому застыл в двух метрах от подъезда.
- Здравствуй, - поздоровался с ним подполковник милиции Зверьков, взял жену под руку и они зашагали мимо него.
- Доброе утро, Владимир, - нежным голоском поздоровалась с ним Зверькова и улыбнулась. - Хорошая погодка, не правда ли?
- Добрый день, - поздоровался Владимир, удивляясь, что эти слова сорвались с его губ.
Зверьковы двинулись к Кузьминскому парку. Владимир наблюдал за ними, сгорая со стыда. Ему было стыдно за Зверькову, за то, как она выглядела этой ночью, стоя перед его дверью в рваном платье, за то, что так вопила от страха. Ему было стыдно за Зверькова, за те нечеловеческие звуки, которые он издавал, за то, что стоял с топором. И Владимиру было стыдно за себя. За бесстрашие, с которым он открывал дверь и за то, что оно исчезло без следа десять секунд спустя, от вида соседа с топором в руках. Ему было стыдно за то, что он не пустил его жену в квартиру. Но больше всего он стыдился из-за того, что они поздоровались друг с другом, после чего Зверьковы, рука об руку, в ярких лучах солнца, прошествовали к Кузьминскому парку…
Когда Владимир вернулся домой, то передавали сериал о все тех же ненавистных мусорах, преступниках в форме, которым хотелось от злости расколоть черепа, о борьбе какого-то бывшего мусора Бешеного с бывшим кэгебешником Кривым, и он уселся перед телевизором, чтобы критиковать и издеваться над телевизионщиками из Останкино, сшибающим с рекламодателей бабки, не забыв достать из холодильника сардельку. Действие развивалось стремительно, в какой-то момент Кривой угрожал пристрелить Бешеного из гранатомета... но Владимир выключил телевизор. И вдруг испугался.
Владимиру представилось, что Зверьков прорубил ему своим топором череп. Конечно, такое представить может только чокнутый. Видимо, Владимир и был со сдвигом. Направляясь в ванную, он вполне серьезно стал изображать из себя человека с разрубленным черепом. Владимир с двух сторон принялся сжимать свою голову, чтобы она, как орех, не развалилась на две половинки. И так он шел в ванную, чтобы остановить кровь, которая хлестала из огромной щели в черепе. Потом он увидел себя с перебинтованной головой, выходящим из ванной с топором в руках. Владимир вообразил, как он, пошатываясь, выходит из квартиры и подходит к двери Зверькова. А кровь просочилась через бинт и капает на пол.
И как только этот Зверьков открыл бы дверь и увидел Владимира с топором в руке, то завопил бы от ужаса нечеловеческим голосом, чтобы Владимир не разрубал топором его голову. Но Владимир бы ему показал. Расколол бы его череп пополам, как грецкий орех, который очень похож на человеческие мозги.
Ненавистные мусора! Вот что от них становиццо с человеком.
Изображение превратилось в черный квадрат, и Владимир неотрывно смотрел на него.

"Наша улица" №117 (8) август 2009

Copyright © писатель Юрий Кувалдин 2008
Охраняется законом РФ об авторском праве