Юрий Кувалдин "Нет необходимости" рассказ
Юрий Кувалдин родился 19 ноября 1946 года прямо в литературу в «Славянском базаре» рядом с первопечатником Иваном Федоровым. Написал десять томов художественных произведений, создал свое издательство «Книжный сад», основал свой ежемесячный литературный журнал «Наша улица», создал свою литературную школу, свою Литературу.
Юрий Кувалдин
НЕТ НЕОБХОДИМОСТИ
рассказ
Нет необходимости рассказывать о трудной жизни Козловой, потому что все у нее было трудно, чего ни коснись: и рождалась она через кесарево, ну, никак не пролезала в горловину своей мамаши, Дарьи Ивановны, бывшей колхозницы, сбежавшей из деревни даже без справки в Москву, считая, что Москва ее ждет. И что же вы думаете? Хотя нет необходимости рассказывать, как она спокойно на вокзале подъехала к старшине милиции Козлову (в девках у нее фамилия была Баранова; и нечего думать, что автор что-то выдумывает - сплошь и рядом в нашей советской стране Козловы женятся на Барановых, а в свою очередь Барановы выходят замуж за Козловых).
На Курском, конечно, вокзале, потому что Баранова, семнадцати лет, с огромной грудью и таким же огромным задом, приехала на паровозе (именно на паровозе, то есть, паровоз, шипящий паром, притащил в Москву, для тех, кто не знает, что это за город, то есть для непонятливых, таких, как прапорщики, повторяем - в Москву, столицу нашей Родины, паровоз, еще раз! притащил) с Дальнего Востока; вагоны, с маленькими еще окошками: другими вагонами, сарайными, еще довоенными. Баранова вышла из вагона со своим узлом и растерялась: столько народу и огней она еще не видела. Испугалась Баранова столицы нашей Родины. А тут еще включили радиосеть на весь Курский вокзал:
Утро красит нежным светом
Стены древнего Кремля...
Просыпается с рассветом
Вся советская земля.
Холодок бежит за ворот.
Шум на улицах сильней.
С добрым утром, милый город, -
Сердце Родины моей!
От слов этих торжественных, от музыки этой маршевой, сердце Барановой сжалось, затрепетало, а губы сами разомкнулись и запели припев:
Кипучая,
Могучая,
Никем непобедимая,
Страна моя,
Москва моя, -
Ты самая любимая!
Ее толкают тюками, мешками, чемоданами, а она задрала круглое свое лицо на громкоговоритель и орет припев. А что еще делать приезжей на перроне Курского вокзала, когда это конечная остановка ее маршрута? Дальше идти некуда. Нет, есть, разумеется, куда идти, - Москва, ведь большая деревня, но не к кому идти, никого из родных и знакомых нет в Москве у Барановой, на ура приехала, убежала от старой дуры матери да от сестер и братьев, меньших, голодных и грязных. Тут на платформе, увидела, старшина в милицейской гимнастерке и в хромовых сапогах разгуливает, она прямо к нему, бойкая, надо сказать, Баранова была, - к нему, бойкая, к нему, милиционеру, сразу эдак прямо, раз, как говорится, и два, к старшине бойко подходит, к милиционеру, очень бойко, без всяких там стеснений, прямо, по-товарищески, по-советски, мол, так и так, подходит и говорит, что спать ей негде, а приехала ударно помогать возводить, сооружать, строить вторую очередь, индустриально, стахановски... Нет необходимости подробно останавливаться на том, как здесь же, на вокзале, Козлов погладил ее огромный зад и после смены повел к себе в подвал в Гороховский переулок, недалеко от вокзала, к себе повел, правда, не совсем к себе, а вроде как в общежитие, потому что сам после армии, после службы в Москве устроился в милицию, не поехал домой в деревню, а в милицию подался, еще бы он не подался, Козлов не подался, да Козловы в Брыкиных Горках (деревня так его называлась, именно так) самыми хитрыми считались. Ну, Козлов в милицию подался, на все готовое, работать не надо, форму дают, жилье дают. Нет необходимости подробно все это выкладывать, это много раз каждый слышал, что в Москве ни одного москвича не осталось, а все сплошь Барановы и Козловы, но дело сейчас не в этом, а в том, что Козлов купил по дороге две бутылки “сучка” (для прапорщиков отдельно разъясняем: “сучок” - водка с коричневой сургучной запайкой, второго сорта; водка первого сорта шла с белой головкой, тоже сургучной, но белой, на праздник брали белую головку, а так - “сучок”, потому что считалось, что эту водку, то есть “сучок” делают из дерева, а белую головку из пшеницы), отдал по приходе друзьям-мусорам, ну, они вышли на пару часиков во двор за стол, в домино с литром отменно постучали, а Козлов несколько раз оплодотворил Баранову и влюбился в нее, потому что одна грудь ее могла составить три головы Козлова, а у Козлова, известно, вкус какой, чем больше, тем лучше. Это не Ленин вам с фразой: лучше меньше да лучше! Тут Козлов с любовью к породе: чем больше вымя, тем больше молока!
Нет необходимости рассказывать, как Баранова стала Козловой, как ей живот ее жирный располосовали в роддоме и вытащили другую Козлову, у которой жизнь оказалась неимоверно трудной. Тупа была новая Козлова до неприличия. В первом классе сидела три года, все время путала букву А с буквой Я, а умножать совсем не умела. Зато в третьем классе научилась впускать в себя баловника Быкова, из конца коридора, подвала (“колидора” - говорила новая Козлова) и в двенадцать лет забеременела и родила чего-то странное, сросшееся, что ей и не показали, а ее саму отпустили без ничего. Нет необходимости рассказывать, что Козлова с трудом закончила семилетку; больше пока не рожала, потому что в роддоме ей подсказали, когда можно давать мужикам, а когда нельзя. Козлова любила давать мужикам, но теперь стала придерживаться совета и не беременела. А мужики ее били. Трахнут и морду набьют. Потому что она любила все прямо им говорить. Конечно, они сами виноваты: грязные, черные руки, черно под ногтями, желтые от табака подушечки пальцев, морды красные, с рыжей щетиной, не брились никогда, козлы, не в смысле, что они Козловыми были, а в самом прямом смысле - козлы, да еще вонючие. Она, Козлова, прямо так им и говорила, прямо, бойко, мол, козлы вы вонючие. Ну, тут они ей в рожу, в глаз, по зубам. Она вся избитая в столовую ходит. Не обедать, а полы мыть, посуду мыть. Зад в мать у нее пошел, не обхватишь, как нагнется, так мужики за ширинку хватаются и сзади, а она наотмашь ручищей своей как врежет по сусалам, так тот валится сначала, а потом драться лезет. Знамо дело, они боксом лучше владеют: и слева как дадут по уху, и справа - в бровь, а то и в глаз.
Нет необходимости говорить, что глаза сразу красными, кровяными становятся, прямо, все в крови, нет белого места, нет белка, одна кровь. И представьте себе, выходит такая баба, Козлова, то есть, в зал, где люди обедают, жирная, квадратная с избитой мордой и с красными глазами! Все шарахаются от нее, лица в тарелки прячут, а в следующий раз не приходят в эту столовую. А Козлову увольняют. Но Москва, - нет необходимости об этом лишний раз напоминать, - большая деревня. Козлова за месяц сводит с рожи синяки и спокойно устраивается в другую столовую, потому что привыкла к столовым: есть очень любит и бесплатно. Тут и начала она детей рожать, сошлась с одним и начала детей рожать. Нарожает, а ей муж в глаз, и опять увольняют. Но, может быть, это к лучшему, потому что с синяками, пока отходит, лучше детей воспитывает: бьет их ремнем, а то и кулаком в зубы. Теперь Митька в тюрьме сидит, а Верка блядует, Николка, правда, хороший, на Микояна, мясокомбинате, скот забивает, мясо носит домой сумками.
Конечно, нет необходимости рассказывать о том, что старый дом Козловой сломали, а ей и мужу с детьми дали четырехкомнатную квартиру в Солнцево, с видом на лес и на взлет внуковских самолетов, в семнадцатиэтажном новом доме, с телефоном, с холлом в десять метров, с кухней в двенадцать. Это вшивая интеллигенция, вымирающая, московская, москвичи, вшивые москвичи ютятся в однокомнатных-двухкомнатных хрущобках, а Козловы живут полной грудью, хотя и очень трудно. Походи всю жизнь с битой рожей!?
Журнал Виктора Перельмана, Нью-Йорк, “Время и мы”, № 143-1999.
Юрий Кувалдин Собрание сочинений в 10 томах Издательство "Книжный сад", Москва, 2006, тираж 2000 экз. Том 2, стр. 426.
Copyright © писатель Юрий Кувалдин 2008
Охраняется законом РФ об авторском праве