Юрий Кувалдин "В парикмахерской" рассказ

Юрий Кувалдин родился 19 ноября 1946 года прямо в литературу в «Славянском базаре» рядом с первопечатником Иваном Федоровым. Написал десять томов художественных произведений, создал свое издательство «Книжный сад», основал свой ежемесячный литературный журнал «Наша улица», создал свою литературную школу, свою Литературу.

вернуться на главную страницу

В ПАРИКМАХЕРСКОЙ

рассказ

Пенсионер Ерошкин, шестидесяти пяти лет, пошел с утра в воскресенье в парикмахерскую, которая располагалась за прудом. Ерошкин надел соломенную шляпу и темные очки; в последнее время от яркого солнца у него стали болеть глаза. Но около воды он снял очки, оперся на ограждение и засмотрелся в воду, в которой хорошо различимы были плавающие рыбы, какой марки, Ерошкин не знал, так как не был рыболовом. Зато Ерошкин любил есть рыбу, главным образом навагу, которая почему-то теперь пропала, и он ел пикшу, очень похожую на треску; но в пруду плавало что-то красноперо-золотистое - видимо, карась. Полюбовавшись рыбой, Ерошкин перешел через дорогу к кубу здания, одноэтажного, в котором с одной стороны располагалось кафе, а с другой парикмахерская.
Бетонные ступеньки в парикмахерскую наполовину разрушились и были покаты, щебенка валялась под ногами. На площадке курили мужчины. Ерошкин прошел мимо них в парикмахерскую, где в фойе было много народу, и мужчин, и детей, и женщин, как в старое время. Тогда все время в парикмахерскую было много народу. Потом, правда, когда пошла мода на длинные, до плеч, волосы, в парикмахерской народу стало поменьше.
Ерошкин оглядел очередь, подошел к дверям мужского зала, через который впрочем, был проход в женский, дальний, зал; возле косяка были приклеены к стене два листка бумаги с машинописью прейскуранта. Ерошкин снял и убрал темные очки в карман, вчитался в первый листок, но тот был для женских причесок. На втором листке шли страшные для Ерошкина цены: 45, 30, 25 тысяч рублей! Это ж просто невозможно. Но, вчитавшись, нашел великолепную - по своему карману - строчку: “полубокс для пенсионеров” - 5 тысяч руб.! Так и было написано - “полубокс для пенсионеров”. Здорово! И уважение к себе Ерошкин почувствовал. И весело спросил:
- Кто последний в мужской?
- Там на улице, - сказал какой-то парень.
В зале ожидания было очень душно, женщины обмахивались газетами, а мужчины сидели, боясь, видимо, потерять свою очередь и потели. Сняв шляпу, Ерошкин вышел на крыльцо и увидел тех мужчин, мимо которых он сначала невнимательно проскочил. То были темноволосые, смуглые, средних лет, и все с жирком, в светлых рубашках с короткими рукавами, нерусские какие-то. Ерошкин прислушался к их оживленной речи, которая текла, как ручей с гор, красиво и резво.
- Кто последний из вас? - спросил Ерошкин.
- Мы, - сказали сразу все.
- Как это сразу так все?
- Пройдем и твоя за нами, - ответили те по-русски и сразу перешли на свой ручей.
Ерошкин ради поверхностного знакомства спросил:
- Вы какой, значит, нации будете?
Те опять прервали свой язык и ответили любопытному старику:
- С Армении.
- Армянской нации, значит, - сказал Ерошкин и, подумав, добавил, ископав из своей памяти сведение: - Ной у вас останавливался на горке?
- У нас.
И снова весело на свой язык перешли; и говорили они как-то приподнято, заразительно. Так русские не умеют говорить, думал Ерошкин. Русские с вдохновением только по-матерному шабашут. Тут подошла молодая женщина в белой кофточке, но не кофточка привлекла внимание Ерошкина: за руку она вела мальчишку лет пяти, негра, который обращался к ней: “мама” и говорил по-русски. Вот это номер. И волосья у мальчика-неграбыли коротенькими колечками. Интересно, его она будет стричь или сама пойдет накручивать себе лохмы? Ерошкин недовольно отвернулся, сразу обругав русскую за то, что она нагуляла ребенка от негра. Ну, спрашивается, зачем такое дело?
- За кем можно занять? - войдя в фойе, спросила женщина.
- В какой зал? - спросил у нее за спиной Ерошкин, заинтригованный, кто из них будет стричься.
- В женский, - сказала мать негра.
Ерошкин, значит, угадал, что она будет накручивать волосы, и вышел на ветерок. Мужчины армянской нации по-прежнему весело болтали. Ерошкин спустился по разбитым ступенькам и сел в тени клена на решетку ограды. Негритенок выскочил на улицу, осмотрелся, спустился по ступенькам и тоже вдруг сел на барьер возле Ерошкина. Ерошкин опешил, но тут же опомнился и спросил:
- А ты какой нации будешь, мальчик?
- Я - русский! - очень громко и четко, причем звук “р” вышел твердо, даже тверже, чем нужно, ответил негр.           
Ерошкин удивленно покачал головой и сказал:
- А отец у тебя тоже русский?
- Русский, - благожелательно ответил мальчик. - Он у метро на рынке торгует.
- А он, того, ну... как это... у... - Ерошкин смутился, но выдавил: - Он негр?
- Негр, русский! - сказал мальчик.
Выглянула его мать, сказала:
- Ваня, побегай, что ты сидишь!
Черный Ваня встал и начал бегать по аллейке. Из парикмахерской выходили подстриженные. Люди армянской нации вошли внутрь. Ерошкин поднялся на крыльцо. К парикмахерской подошли невысокие люди с узкими глазами, круглыми желтыми лицами.
- Ви крайние? - спросили тенорком.
- Ми, - смягчил Ерошкин, разглядывая черноволосых восточных людей. - А вы - русские?
Те удивленно уставились на пенсионера, любезно ответили:
- Нет. Ми не русски. Ми ниппон!
- Какой еще ниппон?
- Солнце восходит, - сказал один, очертив руками что-то вроде круга, мяча, или солнца. - Ниппон. Апони!
Ерошкин врубился, шлепнул себя по бокам ладошками:
- Японской нации вы будете, значит!
- Ниппон!
Японской нации люди заняли очередь за Ерошкиным, который вошел за армянскими людьми в фойе и сел на освободившееся место напротив женщин. У некоторых были сильные разрезы на юбках и обнажались ноги, белые, много выше положенного. Ерошкин стеснялся смотреть под юбки, поэтому заводил глаза к потолку.
Настала очередь первого из армянской нации. Ерошкин в уме прикидывал, что они сейчас будут закатывать себе самую дорогую стрижку, тысяч на 50. Да еще с одеколоном!
Так и было: когда первый вышел, то отчетливо была видна модельная стрижка с яркой скобой сзади: черные волосы, коротко подправленные, отделялись от белой кожи шеи резкой чертой.
Когда наступила очередь Ерошкина, он уже сильно размяк и стричься как бы и не хотел, как было тогда, когда он шел сюда и смотрел на рыбу в пруду.
Парикмахерша, черноволосая, высокая, в зеленом халатике, накидывая на Ерошкина сначала белую простыни, а затем завязав под горло зеленый фартук, спросила:
- Как вас стричь?
- Простой полубокс, - сказал Ерошкин.
- А что, бывает сложный?
- Это я так.
Парикмахерша включила электрическую машинку и первые седые совершенно белые волосы легли на зеленый фартук, как снег на еще зеленые листья.
- А сверху как?
- Сверху ничего не надо.
- У вас тут неровно.
- Ну и пусть. Последние десять лет я не обращаю внимания на прическу. Слежу за тем, что под причёской, - сказал Ерошкин.
Парикмахерша улыбнулась:
- Это важнее!

“Наша улица”, № 1-2000

 Юрий Кувалдин Собрание сочинений в 10 томах Издательство "Книжный сад", Москва, 2006, тираж 2000 экз. Том 4, стр. 409.

Copyright © писатель Юрий Кувалдин 2008
Охраняется законом РФ об авторском праве