Юрий Кувалдин "Штангель" рассказ

Юрий Кувалдин родился 19 ноября 1946 года прямо в литературу в «Славянском базаре» рядом с первопечатником Иваном Федоровым. Написал десять томов художественных произведений, создал свое издательство «Книжный сад», основал свой ежемесячный литературный журнал «Наша улица», создал свою литературную школу, свою Литературу.

вернуться на главную страницу

ШТАНГЕЛЬ

рассказ

Теперь он вернулся в Москву из Караганды, то есть как бы из-за границы, из другого государства, из Казахстана: ему - государству этому - свой стул в ООН дали. Начальник исправительного учреждения Симаков, полковник, вернулся, одним словом, в Москву. С большими трудами. Дочь помогла деньгами, купила отцу с матерью квартиру в Бутово, в новом доме, кухня - 10 метров и две комнаты с холлом.
Сухощавый, с впалыми щеками, Симаков ходил теперь по Москве и умилялся памятникам архитектуры и новому строительству, с удовольствием закусывал в “Макдональдсе”, пил пиво в ирландских барах и постоянно вспоминал детство и юность. Родился Симаков в Останкино, на Кашенкином лугу. Сразу съездил туда. Конечно, бараков нет уже, и место изменилось, но дух уловил. Вспомнил, как играл в расшибалочку у серого дома, потом вспомнил, как копали котлован под фундамент Останкинской телебашни в конце пятидесятых годов.
Симаков походил у пруда, полюбовался башней и корпусами телецентра. Отвык, конечно, он от Москвы, ходил, как экскурсант по музею, сдерживался от критики, разговаривал в транспорте и в магазинах вежливо, не как с заключенными. Хотя никак не мог отказаться от мысли, что все вокруг заключенные.
Потом на автобусе доехал до метро “Алексеевская” на проспекте Мира. И сердце забилось от волнения. Но и здесь все изменилось. Вместо низких домов стояли высокие. Симаков постоял у магазина “Океан” и пошел на улицу Годовикова, где раньше помещался кинотеатр “Титан”, а у линии железной дороги располагался завод “Калибр”. В 1961 году Симаков после семилетки поступил в ремесленное училище при этом заводе.
Поглядывая острыми глазами по сторонам, Симаков шел по улице Годовикова и ничего не узнавал: справа торцами стояли из красного кирпича жилые дома (прежде их не было). Симаков вышел к перпендикулярной улице, хорошо заасфальтированной, с новыми бортовыми камнями, с молоденькой травкой на газонах. Это была Большая Марьинская улица. И тут Симаков ничего не узнавал, как ни напрягал память. Столько лет прошло. И здания училища не находил.
Подумав, Симаков перешел на другую сторону и взял немного левее. Вышел к производственному зданию новой планировки, а за ним - ликуя - увидел родное серое старое здание ремеслухи. Симаков даже остановился. Ногу занес для другого шага, но остановил шаг, не поставил ногу. Перенесся на тридцать с лишком лет назад, на без малого сорок лет назад. Справа шел бетонный забор с воротами. В глубине у дверей грузилась машина. Симаков догадался, что там склад, сдали, видимо, в аренду какой-нибудь фирме. А раньше там была учебная мастерская, стояли станки, зеленые, скрипящие, старые, немецкие, на которых учился работе Cимаков.
Он перевел взгляд на вход и обомлел: над входом висел транспарант: Международный славянский университет им. Г. Р. Державина.
- Ничего себе! - прошептал восторженно Симаков и подумал: разве он мог знать тогда, в юности, что в его ремеслухе разместится университет, да еще международный, да еще славянский, да еще имени Державина!
Очень славян любил Симаков, особенно теперь, когда славян уж совсем заобижали и вытеснили из телевизора и от всех денег оттеснили. С политруком, бывало, выпив, разговорятся, и Симаков ему скажет знающе: “Вот смотри, как нужно определять, где деньги”. “Как?” - заинтересованно спрашивал политрук, майор. “А так, - говорил раскрасневшийся Симаков, - деньги крутятся там, где евреи! Вот как увидишь, где евреи, там, значит, и деньги”.
Теперь Симаков понял, что тут денег нет, в этом международном, в этом славянском, коли в нищенском здании бывшей ремеслухи расположился. Двери были распахнуты, поскольку светило солнце и было жарко. Симаков нерешительно двинулся в подъезд. Справа сидел за стеклом вахтер, что-то читал и на Симакова не обратил никакого внимания.
Прямо и направо был цех раньше. А сейчас туда прохода не было, стояла железная стена и замок амбарный на воротцах. Симаков, разглядывая ступени, поднялся на второй этаж. Ступени были теми же, старыми, стершимися, родными, почти что тюремными, какими-то засаленными, цементными, от которых пахло то ли сортиром, то ли столовой. Хотелось зажать нос и бежать на свежий воздух. За перила держаться было неприятно, они были такими же сальными, как ступени. По этой лестнице давным-давно бегали подростки, такие же, как Симаков.
Он вошел в коридор второго этажа. Тут было более или менее подкрашено. Краска, конечно, не понравилась Симакову сразу: то ли желтая, то ли зеленая, не поймешь. Смесь какая-то. Коридор неуютный. Но раньше было еще мрачнее. Тут располагались классы.
Чего уж учил Симаков? Помнится - технологию металлов и еще что-то. Прямо перед входом Симаков увидел стенд с объявлениями.
Мелькнуло: актерский факультет. Зачем актерский? Потом: юридический. Зачем юридический? Повернул голову налево Симаков, увидел двух женщин за двумя столами. Подошел к ним, спросил:
- А что, извините, дипломы государственного образца здесь выдаются? Женщины взглянули на седовласого невысокого человека в тенниске, одна из них сказала:
- Мы аттестацию сейчас проходим.
Симаков не совсем понял. Посопел, оглядывая столы, на которых лежала наглядная агитация.
- Значит, не государственные дипломы, - сказал он.
- Пока нет, - сказала толстощекая, моложавая. Симаков потрогал целлофанированные проспекты. Все походило на какую-то клубную агитацию.
- А почему “международный”? - спросил Симаков.
- Не знаю, - сказала женщина. - Это у учредителей нужно спросить.
- А кто у вас учредители? - спросил Симаков. Женщина пальчиком с маникюром указала на стену сзади себя, где была приклеена бумажка с компьютерным набором: земская община.
- Что, земская община учредитель?
- Да.
Симаков опять помялся, полистал справочник, посмотрел на стенд, где были выставлены образцы дипломных корок, походящие на какие-то самодельные корки, которые теперь может делать каждый.
Розовая, с будто бы водяными знаками бумага внутренностей корок походила на почетные грамоты того исправительного учреждения, начальником которого был Симаков. Он посопел своим длинным острым носом, опять подошел к столу, посмотрел другие бумаги. На одной сообщалось, что аккредитацию университет будет проходить в Министерстве общего и профессионального образования, а не высшего.
- Почему общего? - пожимая плечами, спросил Симаков.
- Молчим, - сказала женщина и замолчала.
И другая замолчала.
Помолчали. По их лицам Симаков догадался, что они сами толком не знали, где работали. Но во всем чувствовалась если не липа, то какая-то махровая художественная самодеятельность.
- А вы хотите кого-то к нам устроить? - спросила одна. Симаков взглядом, смешанным с презрительной усмешкой, оглядел женщину и не спеша сказал:
- Мои дети уже давно с высшим образованием.
И прошелся от стенда с дипломами к двери и обратно.
- Так что же вы хотите?
Симаков шумно вздохнул, усмехнулся и промолвил:
- Да так. Учился я здесь в начале шестидесятых годов. Тут ремесленное училище помещалось при заводе “Калибр”.
- Хорошие кадры училище, значит, готовило! - воскликнула одна из сидящих.
Симаков некоторое время помолчал, подошел к объявлениям на стене, прочитал среди прочего, что за семестр здесь берут со студентов 4238 рублей.
- Это что же, - только тут сообразил Симаков, - у вас университет коммерческий?
- Конечно.
Заложив руки за спину, Симаков пошел в даль коридора строевым шагом, как по бараку в зоне. В конце коридора он развернулся, пошел назад. Женщины с некоторым недоумением смотрели на непонятного посетителя.
- Что вы, собственно, хотите? - спросили.
- Воспоминания нахлынули, - сказал нервно Симаков, и один глаз у него дернулся. - Вы знаете, что такое ремеслуха тех лет?
- Кадры готовили.
- Бандитов! - выкрикнул визгливо Симаков. - Какие кадры! Шпана. Весь район здесь трепетал, когда мы кодлой шли по улице! В черных гимнастерках, подпоясанные широкими ремнями с бляхами, в черных фуражках, в бутсах из кирзы. Водку пили прямо из горла! Это в пятнадцать-то лет. Мы били всех встречных-поперечных. Останкино и Сокольники трепетали, когда мы всем училищем, а это кодла рыл в сто, приезжали на танцплощадку.
Женщины переглянулись. Лица их посерьезнели.
- И я был главарем. Удар с правой у меня был нокаутирующий, несмотря на то, что я выступал в полулегком весе. “Трудовые резервы”.
- Ну и что?
- Да позакрывать нужно было эти рассадники уголовщины.
- А вы уголовником стали?
- Я-то как раз не стал. Я стал полковником. Закончил военное училище, потом академию. После ремеслухи поработал год на заводе, и меня взяли в армию. Попал в роту охраны. Тюрьму охранял. В ужасе выводил заключенных: разных душегубов, воров, насильников. И все думал, как меня пронесло, как я на их месте не оказался. Ведь я же убил, наверно, человек десять, а то и больше.
Женщины совсем побледнели, съежились. А Симаков ходил перед столами, корчил жуткую физиономию, размахивал руками и распространялся:
- С правой по сусалам, с левой финкой в пах - и готово дело! И ногой так это в кусты затолкаешь, и идешь дальше. Бычок в углу рта дымит, кепочка на брови сдвинута, брюки клеш, походочка морская, и сзади кодла моя, банда моя ремесленная человек в пятьдесят! Вот как было.
- Страшно!
- Не то слово! - поддержал Симаков. - Душил бы таких, как я, собственными руками. Не нужны эти РУ, ПТУ! Нужно давать обязательное среднее образование и только!
Одна из женщин шевельнулась, увидев в дверях робкую девушку. Та подошла к столу. Симаков заметил у нее в руках аттестат зрелости. Девушка пришла поступать. Присела возле одной из женщин на стул. А Симаков, не обращая на нее внимания, продолжал:
- Все эти ПТУ позакрывал бы! - А как же готовить кадры? - спросила свободная женщина.
- Не нужны такие кадры! У всех кроме меня - страшная судьба. Наверно, и в живых-то уже никого нет. Спились, подохли, некоторых поубивали.
Он остановился, исподлобья оглядывая коридор, столы, сидящих. Походил некоторое время. Потом как крикнет:
- Встать, сволочи! Какое вы имеете право деньги брать с людей, а?! Женщины и абитуриентка испуганно вжались в стулья.
- Вы же не университет, а хуже, чем наша ремеслуха! Где у вас тут славянские дисциплины? Кто учредитель? Какое еще такое земство?
- Но Дума же есть? - робко возразила одна.
- Дума записана в конституции. А земства никакого нет. Кто ваш учредитель?
- Не знаем.
- А я знаю, кто! - воскликнул Симаков, и вены синие надулись у него на шее. - Это мне известно, кто вокруг денег крутится! Я вас всех закрою!
Он размахнулся и ударил кулаком по столу, так что некоторые предметы попадали на пол. Женщины в страхе вскочили и вместе с абитуриенткой побежали по коридору, и скрылись в конце в одной из комнат.
Негодующий Симаков, сжимая кулаки, пошел к лестнице. Пока спускался, негодование все больше охватывало его: ну надо же, аферисты устроились в моем родном училище! В деньги играют.
Клуб сельский университетом называется. Проходимцы. Раньше хоть честно было - ремеслуха так ремеслуха. А теперь ремеслуха университетом назвалась. Да еще славянским, да еще имени Г. Р. Державина. А факультеты юридический, менеджерский и актерский. Почему актерский-то? Это просто невыносимо! Клуб!
Симаков шел к метро, вспоминал ужас своей молодости, черную форму, пьянки, драки, убийства, и ему хотелось навести порядок во всей стране, чтобы покончить со всеми этими деньгодралами, аферистами, монетаристами, но Симаков не знал, с чего начать.
Ненависть его была абстрактна и быстро гасла. Около метро он купил мороженое и с удовольствием его съел.
Когда уже спускался по лестнице, вспомнил, что кличка у него в то время была - Штангель. Симаков все любил измерять, оценивать. И сразу хорошо освоил штангенциркуль, с нониусом работал, с микрометром. Ребята подносили к Симакову болванки, а он их измерял с умным видом. Ребята были настолько тупы, что так и не научились работе с измерительными инструментами, которые, собственно, ребят и готовили делать на заводе “Калибр”.
Симаков от этих воспоминаний улыбнулся. И ему послышалось, что кто-то закричал на всю станцию:
- Атас, Штангель идет с кодлой!
И станция “Алексеевская” тут же опустела.

“Знамя”, № 3-1999 

Юрий Кувалдин Собрание сочинений в 10 томах Издательство "Книжный сад", Москва, 2006, тираж 2000 экз. Том 4, стр. 385.

Copyright © писатель Юрий Кувалдин 2008
Охраняется законом РФ об авторском праве