Юрий Кувалдин "Огонь желанья" рассказ

Юрий Кувалдин родился 19 ноября 1946 года прямо в литературу в «Славянском базаре» рядом с первопечатником Иваном Федоровым. Написал десять томов художественных произведений, создал свое издательство «Книжный сад», основал свой ежемесячный литературный журнал «Наша улица», создал свою литературную школу, свою Литературу.

вернуться на главную страницу

ОГОНЬ ЖЕЛАНЬЯ

рассказ

Лысый, приземистый, располневший Орлов несколько месяцев приглядывался к сестре жены. Как-то он не пошел на работу. Не каждый же день туда ходить ведущему экономисту! Когда ушла жена, он позвонил этой сестре, Эвелине, на работу, сказал, что хотел бы посмотреть, как выглядят только что поставленные шкафы-купе у нее в прихожей, да и саму Эвелину давно не видел, и с ее вполне искреннего согласия договорился о встрече. Эвелина год уже, как развелась. И это ее положение одинокой женщины, довольно досягаемой, как казалось Орлову, не занятой еще никем, не давало ему покоя.
До двух дня он все представлял, как приедет, как сразу же обнимет Эвелину, в первый раз, и предложит ей полежать с ним на диване. До этого он переглядывался с ней, намекал. И она отзывалась понимающе, мол, без этого дела и жизнь не имеет никакого смысла.
Орлов не знал, чем себя занять. То листал “Банковский вестник”, то гладил крутолобого кота, то рассеянно смотрел на улицу. Окна комнат выходили на Новую Басманную, был виден Сад Баумана. Когда-то неподалеку, в доме, где теперь арбитраж, жил поэт Фатьянов, чьи песни частенько напевал Орлов. И сейчас он едва слышно затянул:
Майскими короткими ночами...
Шел снег, пытаясь скрыть грязь мостовой, но бесконечные потоки машин, следовавшие от кольца к центру, перечеркивали снежные усилия.
Без чего-то два он уже выходил из метро “Аэропорт” и, бросив взгляд на черный памятник Тельману в кепке, спустя десять минут, с букетом мимозы, звонил ей снизу.
- Ты? - спросила она.
- Я, - сказал он в решетку домофона.
Эвелина открыла. Он поднялся на лифте на четвертый этаж. Дверь квартиры была уже открыта. Он увидел ее чуть бледное, напряженно ожидающее любви лицо. Предвесенний запах мимозы в помещении усилился. Орлов смутился и решил, войдя, не сразу обнимать Эвелину, а потом. Сразу как-то неудобно, нетактично.
- Снег идет, - сказал он.
- Я знаю, - сказала она.
Он снял пальто и шапку, припорошенную снегом. Некоторое время они стояли друг против друга. Она как-то подчеркнуто выпячивала и без того заметную грудь, обтянутую тонким черным свитером, - готовая, казалось, чтобы он ее обнял. И он, в сущности, во всеоружии, но стесняющийся и откладывающий на потом. Эвелина, чтобы разрядить неловкость, сказала, что дочь, двенадцатилетняя школьница, ушла к подруге. Стало быть, в маленькой двухкомнатной квартире они одни. Орлов окидывал заинтересованным взором шкафы-купе. Если бы сама Эвелина прикоснулась к нему, он сразу бы набросился на нее. Вместо этого Эвелина пригласила его на кухню, покормить.
Кормежка не нужна была Орлову. Но он парализованно поплелся за невысокой, бедрастой Эвелиной, опустив глаза на ее ноги и обнаружив, что она без чулок. Значит, прибежав с работы, успела принять душ, подготовиться к ритуалу, так сказать. А на улице минус двадцать.
Орлов втиснулся в щель между кухонным телевизором и столом на табурет, и разглядел среди закусок зернистую икру. Играло радио. И, как назло, выводило под оркестр:

В крови горит огонь желанья,
Душа тобой уязвлена,
Лобзай меня: твои лобзанья
Мне слаще мирра и вина.
Склонись ко мне главою нежной,
И да почию безмятежный,
Пока дохнет веселый день
И двигнется ночная тень.

Эвелина придвинула к нему тарелки-вилки, заранее приготовленные. Села напротив. Под впечатлением от романса Орлов уронил себе на брюки розеточку с хреном. Эвелина дала ему полотенце. Пока он приводил себя в порядок, Эвелина с чувством сказала:
- В электронике сейчас дикая конкуренция!
- Конкуренция везде, - согласился Орлов, кладя полотенце на подоконник, и почти смело оглядел Эвелину.
Колени ее как-то уж очень сильно округлились и забликовали от снежного света из окна. Орлов короткими толстыми пальцами взял вилку и стал нехотя вталкивать в себя рыбку-огурчики. Время от времени он переводил взгляд от тарелок на колени, которые чуть-чуть раздвигались, приоткрывая ослепительно белые, даже отдающие голубизной полные ляжки.
Орлов был сам не свой. Даже не в мыслях, а где-то глубоко, в подсознании, он готов был тут же упасть с Эвелиной прямо на пол, а не на какую-то там кровать. Но внутренняя сила стыда и страха не позволяла Орлову даже осмыслить движение своего подсознания. А он так хотел Эвелину! В нем так все поднималось и росло!
Эвелина же стала длинно рассказывать о своих проблемах на работе, потом сказала, что к Новому году ей обещали путевку на Кипр. Изредка она облизывала свои полные, ярко-красные губы. При слове “Кипр” в Орлове страсть поугасла. Он посмотрел на Эвелину уже не так вожделенно, как в минуту появления в квартире.
Он подумал о том, что вот когда они пройдут в комнату, он положит ей сзади руку на плечо, повернет ее к себе и страстно поцелует в губы.
Все в Эвелине нравилось Орлову: и губы, и шея, и ястребиный носик, и темно-каштановые волосы, и белые ровные зубы, и язык, который изредка показывался изо рта, чтобы облизать губы. Орлов чувствовал солоноватый вкус языка, и как этот ее язык входит в его рот, и как, в свою очередь, его язык оказывается в ее рту.
Они перешли в комнату.
Он уже хотел обнять Эвелину, но она этого движения не заметила, потому что включила большой новый телевизор, и села в кресло. Орлову ничего не оставалось, как сесть на диван. И сразу же внутренний голос его как бы позвал Эвелину к себе, но настоящий голос молчал. Эвелина сидела в кресле, плотно сжав колени. Орлов смотрел на экран телевизора, не понимая, что происходит там.
А ведь, в сущности, он задумал преступление, покусившись на сестру жены. Зачем ему это? Сестра почти что такая же, как его жена. И уже много раз, овладевая женой, он представлял, что любит Эвелину.
- Скоро Лена придет, - сказала с явным волнением в голосе Эвелина, как бы говоря этим: “Ну, давай же, давай!”.
Но Орлова словно сковали. С женой он прожил пятнадцать лет, ни разу не изменив ей. Вместо того чтобы встать, подойти к Эвелине, по-прежнему сидящей в кресле, смело положить руку на ее плечо, нагнуться и поцеловать, Орлов вымолвил:
- Я, пожалуй, пойду.
Эвелина тяжко вздохнула и встала. В тесной прихожей Орлов долго надевал пальто. Эвелина стояла почти что вплотную, даже был момент, когда его рука задела ее грудь, отчего желание вновь вспыхнуло в Орлове, но было уже поздно.
Однако, потянувшись к замку, Эвелина еще раз воззвала к сознанию Орлова:
- Останься, давай еще чайку попьем.
Но Орлов отвел ее руку от замка, и сам открыл дверь...
Спустя полгода Орлов проводил отпуск в Вельяминово на даче. У жены отпуск намечался осенью. Орлов ходил в армейских трусах и в шапке, сложенной из газеты, по участку с тяпкой и кое-где рыхлил землю. Вдруг скрипнула калитка, и он увидел Эвелину. Как она могла догадаться приехать в то время, когда он был на даче один? Эвелина сказала, что сестру, то есть жену Орлова, срочно отправили в командировку, поэтому она и приехала.
Недавно прошел дождь, и когда Эвелина поднималась по ступеням крыльца, на ее широких икрах, всегда возбуждавших Орлова, он заметил глиняные брызги. “Это, когда она шла тропинкой от станции”, - подумал Орлов. Ему захотелось самому помыть ноги Эвелине. Но эта дерзкая мысль быстро прошла, потому что на крыльце появилась соседка с радостными восклицаниями, что уже несколько лет не видела Эвелину.
- Может, баню затопить? - спросил тем временем Орлов.
- Здорово, затопи! - сказала Эвелина, включаясь в интенсивную, несколько экзальтированную беседу с соседкой-ровесницей.
Соседка тоже была разведена. У нее было двое сыновей. Иногда Орлов думал и о ней. Особенно когда она ходила по своему участку в белых трусах, сквозь которые просвечивали волосы. Но как только он подходил к забору, подсознательно готовый предложить соседке разделить с ним раскладушку, как им овладевал столбняк.
Орлов нарубил чурок для каменки. Когда открыл топку, из нее выполз паук. Давно Орлов не топил баню. Погода стояла жаркая, и он мылся в пруду. Провожая длинноногого паука взглядом, Орлов стал представлять, как он через несколько минут будет тут, на дощатом полу, обнимать голую Эвелину, мылить мочалкой ее спину, живот... От этих представлений кровь вскипела в Орлове. Но как только он увидел Эвелину в халате жены, страсть улетучилась.
У Орлова не повернулся бы язык спросить: “А не потереть ли тебе спину?”. И что думала Эвелина на этот счет - неизвестно.
- Как же хорошо за городом! - воскликнул она.
Он открыл перед ней дверь, она вошла в баню, но на щеколду не закрылась. Это был знак Орлову. То есть, можешь спокойно войти. У него мурашки от страха побежали по спине. Ну, как он войдет, когда кругом люди?! Баня стояла в углу участка и просматривалась отовсюду. Вон небритый Михаил Васильевич возится у крана, торцевой сосед. Вон Раевская, соседка слева, возит на скрипучей тачке воду для полива огурцов. А вон и ровесница, опять в прозрачных трусах, выставив зад в сторону Орлова, пропалывает клубнику.
Из бани послышался плеск воды. Орлов некоторое время сосредоточенно смотрел на крапиву, буйно росшую между баней и забором, затем пошел в дом готовить обед.
Румяная Эвелина с удовольствием ела молодую картошку. Она сидела в одном купальнике. Сначала это разжигало Орлова, а потом перестало. Орлов почему-то подумал, что чем женщина больше оголяется, тем меньше ее хочется. Странно.
Потом зачем-то пошли в лес, вместо того, чтобы плюхнуться вместе на широкую кровать и обниматься, любить... По опушке пастух гнал скотину, и около стада рысцой бегали две рыжие собаки, потявкивая на отстающих коров и овец. В лесу было жарко, и одолевали комары. Эвелина зачем-то говорила о перенасыщенности рынка электроникой, о подсидках и подлостях конкурентов, о черном нале... Орлов не слушал. Он напряженно думал о том, что сам виноват в бездействии. Сам нарисовал себе границу, и не может теперь переступить ее. А ей ведь хочется, он это видит. Протяни руку - и она твоя. Нет же! Он делает шаг в сторону и срывает мухомор. Зачем ему мухомор? Рос бы и рос себе. Вдалеке прошумела электричка. Они вышли из леса на какую-то свалку. Дачники без разбору валили банки-склянки и прочие отходы где попадется.
После ужина опять пришла соседка, с картами, и уговорила сыграть в подкидного. Увлеклись и за разговором сыграли несколько партий.
Когда Эвелина пошла спать, то сказала:
- Я сплю без рубашки. Так жарко!
Засмеялась, по-детски высунула язык и прикрыла дверь, но на замок не закрылась. Орлов готов был повеситься от нерешительности. Другой бы уж наслаждался любовью с Эвелиной целый год, а он даже руку не поцеловал.
Вздохнув, Орлов поднялся спать на второй этаж. Но никак не мог заснуть. Было душно, воздух пилили комары. Он встал, спустился вниз, попил воды из ведра. А сам говорил себе, открывай дверь, смело входи и залезай на Эвелину. Внутренний голос возражал: “А вдруг да она начнет сопротивляться, кричать?”. При этой страшной мысли (потому что о сопротивлении, по мнению Орлова, и речи быть не могло, ибо все говорило о ее согласии) он вернулся к себе, поворочался минут двадцать и заснул. Проснулся он часов в шесть от скрипа внизу. То Эвелина выходила на двор. Орлов представлял, как она приседала под кустом сирени. Страсть с новой силой овладела им, он уже было собрался вставать и идти к ней, как вдруг вспомнил о дочери, о том, что вдруг да потом Эвелина расскажет и жене, и ей о том, что Орлов приставал к Эвелине!
Встал он в десять часов. Эвелина заторопилась. Не поднимала на него глаз то ли от обиды, то ли еще отчего. Он неохотно проводил ее на станцию.
Как-то зимой он выпил на дне рождения начальника отдела. К шести вечера все разошлись. Орлов остался в отделе один. И вдруг позвонил Эвелине. Довольно повелительно сказал, чтобы она немедленно к нему приезжала. Что он еще говорил, не помнил, но факт тот, что через полчаса Эвелина вошла в отдел. Он предложил ей полстакана сухого вина и шоколадку. Они сели рядом. Он первый раз в жизни положил ей руку на колено. И она чуть вздрогнула и как бы подалась к нему. Но тут в отдел вернулись сослуживцы, по дороге решившие, что не добрали, и поэтому зашедшие в гастроном за подкреплением. Захлопали пробки, полились песни.
Они с Эвелиной тихо ретировались. Орлов проводил ее почти что до самого дома. Но так и не осмелился поцеловать.
На день рождения жены Эвелина приехала с кавалером - щуплым, казалось, забитым мужичком лет сорока с маленькими, близко посаженными глазами. Он служил в охране фирмы, в которой менеджером работала Эвелина.
К концу вечера охранник поднабрался, раскраснелся, осмелел, плясал, спотыкаясь и чуть не падая, цыганочку с двумя бутылками в руках и со стаканом в зубах.

“Наша улица”, 12-2001

Юрий Кувалдин Собрание сочинений в 10 томах Издательство "Книжный сад", Москва, 2006, тираж 2000 экз. Том 2, стр. 459.

Copyright © писатель Юрий Кувалдин 2008
Охраняется законом РФ об авторском праве