Юрий Кувалдин "Золотоканительный Алексеев" рассказ

Юрий Кувалдин родился 19 ноября 1946 года прямо в литературу в «Славянском базаре» рядом с первопечатником Иваном Федоровым. Написал десять томов художественных произведений, создал свое издательство «Книжный сад», основал свой ежемесячный литературный журнал «Наша улица», создал свою литературную школу, свою Литературу.

вернуться на главную страницу

ЗОЛОТОКАНИТЕЛЬНЫЙ АЛЕКСЕЕВ

рассказ

Полная любви Ниночка Заречная золотым сентябрьским денечком вбежала в Малую Коммунистическую улицу, а улица эта уже была переименована в улицу Станиславского. "Чайка" резко отличается от предыдущих пьес Чехова своим лиризмом, символикой и ярко очерченным столкновением различных концепций искусства, концепций жизни. В "Чайке" много любви, то есть показано, как заполнило это могучие чувство всех героев. Актриса Аркадина переживает роман с писателем Тригориным, холостяком в солидных годах. Они приблизительно одинаково понимают вещи и на одном уровне стоят каждый в своей сфере искусства. Другая пара влюбленных - сын Аркадиной Константин Треплев, мечтающий стать писателем, и дочь богатого помещика Нина Заречная, мечтающая стать актрисой. Затем идут как бы ложно построенные пары влюбленных: жена управляющего имением Шамраева влюблена в доктора Дорна, старого холостяка; дочь Шамаевых Маша, безответно влюблена в Треплева, от отчаянья выходит замуж за нелюбимого человека. Даже бывший статский советник Сорин, больной старик, признается, что он симпатизировал Нине Заречной. Сам Чехов острил, что в его "Чайке" пять пудов любви...
Седой как снег, без единого черного волоса старик, который недавно еще был Римским... "Чайка" в постановке Станиславского. В театре говорили с уважением: "Старик на фабрике"... Немирович всегда прозывался Колодкин (от какого-то магазина Немирова-Колодкина)... а Станиславский был "Старик". Родился в доме у Рогожской заставы.

Тишина за Рогожской заставою,
Спят деревья у сонной реки.
Лишь составы идут за составами
Да кого-то скликают гудки...

В лаковых штиблетах с тростью к Ниночке Заречной подходит Булгаков, говорит, сегодня у меня праздник, ровно десять лет тому назад совершилась премьера "Турбиных"... сижу у чернильницы и жду, что откроется дверь и появится делегация от Станиславского и Немировича с адресом и ценным подношением. В адресе будут указаны все мои искалеченные или погубленные пьесы и приведен список всех радостей, которые они, Станиславский и Немирович, мне доставили за десять лет в проезде Художественного театра. Ценное же подношение будет выражено в большой кастрюле какого-нибудь благородного металла (например, меди), наполненной той самой кровью, которую они выпили у меня за десять лет.
Ниночка Заречная знала, прошло время у Станиславского с разбором "Мольера". Булгаков измучен. Станиславский хочет исключить лучшие места: стихотворение, сцену дуэли и так далее. У актеров не удается, а он говорит - давайте, исключим... Семнадцатый век старик называет "средним веком", его же - "восемнадцатым"... Нападает на все то, на чем пьеса держится. Портя какое-нибудь место, уговаривает "полюбить эти искажения"... Булгаков говорит, представь себе, что на твоих глазах Сергею начинают щипцами уши завивать и уверяют, что это так и надо, что чеховской дочке тоже завивали, и что ты это полюбить должна. Булгаков приходит с репетиций у Станиславского измученный. Станиславский занимается с актерами педагогическими этюдами. Булгаков взбешен - никакой системы нет и не может быть. Нельзя заставить плохого актера играть хорошо. Булгаков говорит: система Станиславского, это - шаманство. Вот Ершов, например. Милейший человек, но актер уж хуже не выдумаешь. А все - по системе. Или Коренева? Записывает большими буквами за Станиславским все, а начнет на сцене кричать своим гусиным голосом - с ума сойти можно! А Тарханов без всякой системы Станиславского - а самый блестящий актер!

Почему я все ночи здесь полностью
У твоих пропадаю дверей,
Ты сама догадайся по голосу
Семиструнной гитары моей...

Станиславский приехал в Театр в половине третьего. Встретили его торжественно длинными аплодисментами. Речь Станиславского в нижнем фойе. Сначала о том, что за границей плохо, а у нас хорошо. Что там все мертвы и угнетены, а у нас чувствуется живая жизнь. Встретишь француженку, и неизвестно, где ее шик?.. Потом - педагогическая часть речи. О том, что нужно работать, потому что... Художественный театр высоко расценивается за границей!.. В заключение - заставил всех поднять руки в знак клятвы, что все хорошо будут работать... Булгаков говорит, что он еще явственнее стал шепелявить.
Визит вампира-наводчика Варенухи в кабинет Римского. Если же к этому прибавить появившуюся у администратора за время его отсутствия отвратительную манеру присасывать и причмокивать...
Наш Ильич, гордо говорили рабочие. Вернуть Коммунистическим улицам историческое название - Алексеевские, было нельзя: улицы с похожими названиями находятся в другом районе Москвы. На церкви Алексия-митрополита, которую построили Алексеевы, и в честь которых в свое время были названы улицы, все-таки установили табличку с историческим названием. Алексеевы, российские предприниматели. Родоначальник - Алексей Петрович (1724-75), из крепостных крестьян. Владельцы крупнейшей в России золотоканительной фабрики в Москве, торговые фирмы, с 1894 - совладельцы меднопрокатного и кабельного заводов в Москве (в советское время завод "Электропровод"). Из семьи Алексеевых - К.С. Станиславский.
У Станиславского в тридцать три года была совершенно седая голова. В связи с этим найдено изящное решение - Малую Коммунистическую улицу переименовали в Станиславского, урожденного Алексеева. А финдиректор Варьете Римский и Станиславский - одно лицо!
На репетициях все должны были постоянно быть в пределах досягаемости голоса Константина Сергеевича, причем, если ему приходилось при обращении повышать его, потому ли, что актер ушел слишком далеко, или потому, что он был недостаточно внимателен, он делал это уже сердито. Вообще сердился он очень легко, очень быстро раздражался, вспыхивал и гневался. Именно гневался. Слово "злился" не подходит - оно мелочное и ядовитое. "Сердился" - тоже не то... Нет, Константин Сергеевич именно легко впадал в гнев и тогда, сверкая молниями глаз, беспощадно разил окружающих, иной раз даже не отделяя правых от виноватых.
Раздражала его и Ольга Леонардовна Книппер-Чехова. Были такие репетиции "Вишневого сада", когда Константин Сергеевич просто кидался на Ольгу Леонардовну. Только феноменальная выдержка и кротость помогали ей переносить эти "зверства". На одной репетиции "Вишневого сада" в верхнем фойе Константин Сергеевич после третьего акта при всех участниках кричал ей: любительница! Никогда вы актрисой не были и никогда не будете! Пародировал ее, грубо, уродливо изображая ее сентиментальной и глупой. Василий Иванович Качалов просто выскочил из фойе, у Книппер от волнения и тоски ныли зубы и дрожали колени. В начале века, сравнивая ее с Андреевой, Станиславский говорил, что Андреева - актриса весьма полезная, в то время как Книппер - незаменимая. Уж очень интересно было присутствовать на репетициях и внедряться в самую святая святых Театра. Так манил к себе Константин Сергеевич, грозный, страшный, а иногда такой добрый и ласковый, то надменный, то застенчивый, то жестокий до грубости, то внимательный до слезливой нежности.

Тот, кто любит, - в пути не заблудится.
Так и я никуда не пойду -
Все равно переулки и улицы
К дому милой меня приведут...

А Ниночка Заречная знала о своей власти над его душой и потому ответственно относилась к любовной игре, боясь потерять выгоды своего влияния. С глубоким и широким в своей громадности и для самой Ниночки Заречной не вполне различимым чувством стелилась она под режиссера и, пока тот, отдуваясь и подбадривая себя похотливым смешком, не верю, окультуривал ее сияющие вершины, к которым несли Алексеева волны едва ли доступного здравому разумению, но оттого не менее заслуженного успеха. На Большой Коммунистической располагался дом Алексеевых, а на Малой - их предприятия. Офисный комплекс, перестраиваемый из фабрики Алексеевых, которая в советское время была заводом "Электропровод", получил название "Станиславский центр". В Москве уже была улица Станиславского - так с конца 30-х до начала 90-х назывался Леонтьевский переулок. Невнятные и как бы необязательные мысли текли в голове Ниночки Заречной. На бесконечных репетициях артисты не понимали, чего хочет от них Станиславский, были запуганы, терялись, и слезы были даже у почтенных артистов, как Книппер, Лилина и Грибунин. Он был придирчив, жесток, говорил подчас весьма обидные вещи.
Любовные перипетии в "Чайке" развиваются остро. Аркадина уязвлена внезапным увлечением Тригорина Заречной. А он казался ей верным другом, последней станцией ее жизни. Но, в общем, она, сама увлекающаяся, простила ему все. Связь Тригорина и Заречной принесла невыносимою боль Треплеву, который любил Нину. Он продолжал ее все время любить и когда она ушла к Тригорину и родила от него ребенка, и когда была брошена им и бедствовала. Без всякой посторонней помощи Заречная сумела утвердить себя в жизни. После двухлетнего перерыва Нина снова появляется в родных местах, приезжает она и в имение Сорина. Треплев радостно встретил ее, полагая, что к нему возвращается счастье. Но она по-прежнему влюблена в Тригорина, благоговеет перед ним. Однако, узнав, что Тригорин в соседней комнате, она не ищет с ним встречи и внезапно уезжает. Не вынося испытаний, Треплев стреляется.
Мельчали шаги Ниночки Заречной, сердце билось с перебоями. Где же у этого золотоканительного мудреца, с которым странным образом свела ее судьба, понимание громадной разницы между возможностями богача и немочью провинциалки? Но и для него, любимчика судьбы, сейчас было до крайности важно, чтобы ресторан, куда они, опаленные случайной страстью, направлялись, работал, не забастовал.

Подскажи, расскажи, утро раннее,
Где с подругой мы счастье найдем?
Может быть, вот на этой окраине
Или в доме, в котором живем?..

Станиславский (Алексеев) был одним из директоров фабрики "Алексеевы и Ко"... Сам Алексеев был человек со средствами, но не богач. Его капитал был в "деле" (золотая канитель и хлопок), он получал дивиденды и директорское жалованье, что позволяло ему жить хорошо, но не давало права тратить много на "прихоти". Станиславский был одним из основных держателей акций ("паев") Художественного театра. На гастролях в Америке в специально снятом номере гостиницы состоялось одно из самых решающих заседаний пайщиков. Несмотря на то, что прошло уже четыре года со дня национализации театров, "фирма" полуофициально еще существовала и во время гастролей, за границей, снова расцвела, как будто никакой социальной революции и не произошло... Вся труппа, все работники театра делились на пайщиков (членов товарищества) и на просто служащих. Последние получали только заработную плату... первые же, кроме этого, получали дивиденды, которые составлялся из всего чистого дохода от гастролей, деленного на общее количество паев и умноженного на количество паев каждого пайщика. Количество паев было от пятнадцати (Станиславский и Немирович-Данченко) до одного... Предполагалось, что к концу сезона соберется около 30 тысяч долларов, что составит 275 долларов на пай...
Тут же обсудили, без протокола, предварительные условия, которые предлагал Морис Гест (американский антрепренер): не скрывая того, что благодаря Художественному театру он хорошо заработал, и, желая, чтобы в следующем году побольше заработал театр, он предлагает другие, гораздо более выгодные условия. Он будет платить еженедельную гарантию в несколько сниженном размере - вместо 8 тысяч 5 тысяч, чего при некотором сокращении труппы, при отказе от выплаты актерам 20 процентов надбавки в поездке и еще некоторых других мерах экономии будет - с натяжкой, правда, - хватать на выплату жалования; зато вместо 25 процентов от прибыли он предлагает 50 процентов, а может быть, и 60. Это даст возможность выплатить на паи значительно более высокий дивиденд... Раззадоренные сообщением о близком обогащении, наши новые "капиталисты" размечтались о перспективах еще большего богатства в будущем году, глаза у них разгорелись, и попались они на удочку ловкого дельца... В первый сезон, когда чистая прибыль была большая, он, Гест, выплатил из нее 25 процентов и платил 8 тысяч гарантии, во втором сезоне он платил только 5 тысяч, назначил себе (своему "аппарату" из трех человек - он, брат и секретарша) зарплату в 2 тысячи долларов, а чистой прибыли не было совсем (вести дело так, чтобы ее не было, было легче). Он мог смело согласиться на 60 процентов от нее - получили наши ноль! Даже хуже: так как пяти тысяч в неделю не хватало, Станиславскому пришлось еженедельно занимать у Геста из будущей чистой прибыли по 2-3 сотни долларов, а потом, когда стало ясно, что чистой прибыли нет и не предвидится, у всех пайщиков начали удерживать из зарплаты соответственно полученным им в прошлом году дивидендам. Так была наказана алчность наших новоявленных "капиталистов". Ведь сокращая всем заработную плату, они рассчитывали этим увеличить дивиденды и покрыть ими недополученное, но у "непайщиков" они этим прямо-таки отнимали деньги, так как те дивидендов не получали. Действительно, "финдиректор"...

Не страшны нам ничуть расстояния.
Но куда ни привел бы нас путь,
Ты про первое наше свидание
И про первый рассвет не забудь...

...Пойду крутить золотую нитку на фабрику... - говорит Станиславский.
- На фабрику? - переспрашивает Ниночка Заречная.
- Да, да, на ту самую фабрику, которая стоит на Малой Алексеевской улице, переименованной в Малую Коммунистическую, что находится за Таганской площадью у Рогожской заставы.
Богатые, великолепные дома, в которых ныне расположились престижные банки и офисы, делают ее заповедным московским уголком. Здесь, близ Таганки, жили и умирали Алексеевы, занимавшие одно из первых мест в коммерческом мире России XIX - начала XX века. Среди приземистых особняков выделяется своим празднично-нарядным фасадом, иллюминирующим вечерами в темном переулке, Алексеевская фабрика - одно из самых процветающих предприятий дореволюционной России. Золотоканительная фабрика вырабатывала тончайшую золотую нить, из которой ткалась парча. Спрос на нее был огромен: в парчовые одежды облачались священнослужители, парчовые платья носились при царском дворе, товар шел за границу.
Любовь, охватившая почти всех героев, Составляет главное действие "Чайки". Но не меньшую силу имеет и преданность ее героев искусству. И это чувство, пожалуй, оказывается выше любви, оказывается самым сильным стимулом для поступков главных действующих лиц. У Аркадиной оба этих качества - женственность и талант - сливаются воедино. Тригорин, несомненно, интересен именно как писатель. В литературе он человек известный, в полушутку - в полусерьез о нем говорят, что только с Толстым и Золя его не сравнишь, и многие ставят его сразу после Тургенева. Как мужчина он безвольное существо и полная посредственность. По привычке он волочится за Аркадиной, но тут же бросает ее, увидав молоденькую Заречную. Вместе с тем он писатель, новое увлечение - своего рода новая страница жизни, важная для творчества. Так он заносит в записную книжку мелькнувшую у него мысль о "сюжете для небольшого рассказа", повторяющим в точности жизнь Нины Заречной: на берегу озера живет молодая девушка, она счастлива и свободна, но " случайно пришел человек, увидел и "от нечего делать" погубил ее. Тригорин показывал Заречной на убитую Треплевым чайку. Но Треплев убил птицу. Тригорин убивает душу Нины.
На Большой Алексеевской улице в большом купеческом доме, где горят самоваров розы алые, в 1863 году родился Константин Алеексеев, которому суждено было войти в историю России как великому режиссеру и артисту под псевдонимом Станиславский: ведь не пристало быть фабриканту артистом. Фамилия Алексеевы к тому времени стала символом устойчивого прочного богатства и процветания, а фабрика их приносила 1 млн. руб. дохода, так как впервые в русской промышленности здесь был внедрен гальванический способ покрытия проволоки благородным металлом.
В 1894 году председателем Правления Московского товарищества золотоканительной фабрики был избран Константин Сергеевич Алексеев. Будучи талантливым инженером, он повсеместно внедрял на фабрике новейшие технологии, ездил перенимать опыт за границу, узнал, по его словам, "как можно золотить без золота", выписывал новейшие машины.
В 1894 году он избирается Председателем Совета Попечительства Рогожского участка. Эстафета благотворительности перешла к нему от отца - Сергея Владимировича Алексеева, который был не только видным предпринимателем своего времени, но и почетным благотворителем всей "Рогожской части" - попечителем больниц и общества призрения вдов и сирот. Известен такой факт: во время русско-турецкой войны Сергей Владимирович собрал с прижимистых обитателей Замоскворечья на пожертвование семьям русских воинов 1 млн. руб. И все знали, что эти деньги пойдут куда следует.
Константин Сергеевич, как пишут газеты того времени, также "является попечителем 1-го и 2-го Рогожских участков городского попечительства о бедных, куда входят приют для ста престарелых женщин, не способных к труду, ясли на 25 детей, и попечителем 3-го Рогожского начального мужского училища".
"Посвятив этому доброму делу те немногие часы свободного времени, я остаюсь в надежде, что буду в состоянии послужить делу призрения в течение всего срока, на который я почетен избранием", - говорит он. И остается верен этому до конца дней своих. Он помогает как может, сколько может всем, кто нуждается в его помощи. В наставлениях о воспитании своей дочери он пишет: "надо учить ее помогать бедным и входить в нужды других".
"Рубль, девальвация, валюта, золото! Ты понимаешь, что все это слова, от которых можно замерзнуть? - восклицает он в одном из своих писем. - Музыка, звон посуды, откупоривание бутылок, глупые тосты, остроты, вся соль которых - неприличные слова... Ах, как отчаянно невыносимо весь вечер корчить из себя делового человека и проговорить о деньгах!" Он мечтает о чем-то, что "должно осветить темную жизнь бедного класса".
В 1894 году на фабрике появилась читальня. На следующий год в одном из фабричных помещений на Большой Алексеевской улице по воскресеньям были организованы "публичные чтения с туманными картинами", создается хор из рабочих, первый самодеятельный коллектив на фабрике. На вечерние научные курсы Правление ежегодно ассигнует 300 руб. Но и это не удовлетворяет К. Алексеева (Станиславского), и будущий великий режиссер задумывает создать на фабрике для "бедного класса" свой театр, где и зрителями, и актерами будут свои же рабочие и служащие.
В 1898 году такой театр появился на золотоканительной фабрике при непосредственном участии и содействии Константина Сергеевича.
Он часто говорил с рабочими о необходимости построить настоящий театр для рабочих. И, действительно, такой театр появился в 1904 году. "По инициативе Правления, - пишут "Русские ведомости", - на золотоканительной фабрике выстроено здание с постоянной сценой, где предполагается устраивать чтения, концерты и спектакли для рабочих. Число мест рассчитано на 250 человек. Все здание оснащено электричеством и прекрасной вентиляцией. Стоимость постройки обошлась в 50 000 руб.". С первых спектаклей стало ясно, что зрителей намного больше, чем театр может вместить, было закуплено еще 330 стульев.
Летом спектакли проходили на территории завода. Правление отдавало в распоряжение артистов фабричный садик. Для посещения театра нужно было иметь только пригласительный билет.
Хочу быть знаменитой, кричит Ниночка Заречная, из провинции я, пропустите вперед, бездарные москвичи! Почти 15 лет городские власти не знали, что делать с двумя Коммунистическими улицами, расположенными в районе Таганки, среди других "красных топонимов", в последние годы частично замененных, а частично сохранившихся. Ниночка бежала от самой "Римской", что расположена на площади Ильича, который произвольно накрыл собою Рогожскую заставу.
Треплев значительно моложе Тригорина, он принадлежит к другому поколению и в своих взглядах на искусство выступает как антипод и Тригорина, и своей матери. Он считает, что "новые формы принято считать, что Треплев проигрывает по всем линиям: как личность он не состоялся, любимая от него уходит, его поиски новых форм были высмеяны как декадентские. "Я не верую и не знаю, в чем мое призванье", - говорит он Нине, которая, по его мнению, нашла свою дорогу. Эти слова непосредственно предшествуют самоубийству Треплева. Получается, худо ли, хорошо ли, что правда - за средней актрисой Аркадиной, упоенной воспоминаниями о своих успехах в Харькове, о том, как ее там принимали, как "студенты овацию устроили", три корзины цветов и два венка поднесли и подарили брошь в пятьдесят рублей. Она только и помнит, на мне был удивительный туалет...
Но Ниночка Заречная, крича, я чайка, я чайка, я чайка, не знала, что в образе финдиректора Варьете Римского Булгаков сатирически вывел основателя Художественного театра Станиславского, обыграв множество узнаваемых биографических деталей. Любил Станиславский Ниночку Заречную, удивлялся ее девичьей свежести, она распростиралась перед ним на ложе в любовном томлении. Много женщин прошло через его руки, и молодых, и красивых, и не очень, однако, ни с одной из них он не испытывал такого ощущения, как с Ниночкой Заречной, ведь казалось ему, что происходит с ним подобное впервые.
И богатейший впадет в детское отчаяние, если отечество, достигнув последней степени внутреннего разлада и нестроения, окажется не в состоянии поднести ему рюмочку. Смерть одинакова для бедного и богатого, и родная страна тоже. Следовательно, у незримых кузниц, где куются высокие понятия и самые важные истины, сходятся поразительно разные особы и с пронзительной силой становятся одним целым.
Станиславский, финдиректор Римский, станция метро "Римская".

Как люблю твои светлые волосы,
Как любуюсь улыбкой твоей,
Ты сама догадайся по голосу
Семиструнной гитары моей!

"Наша улица" № 87 (2) февраль 2006

Copyright © писатель Юрий Кувалдин 2008
Охраняется законом РФ об авторском праве