Сергей Михайлин-Плавский

МЕСТО ВСТРЕЧИ - ЦДЛ

В час тёплого осеннего предвечерья от станции метро по Баррикадной улице я медленно поднимаюсь в гору, словно "лошадка, везущая хворосту воз", иногда останавливаюсь отдышаться, мучает кашель в результате обострения хронического бронхита. Но настроение от этого не совсем на нуле, на душе у меня легко и светло, будто какой-то предполётный восторг зовёт меня ввысь, в другое измерение. Ещё бы! - ведь я иду на очередную встречу с Юрием Кувалдиным, писателем, издателем - моим издателем! - человеком огромной души, неисчерпаемой энергии и эрудиции.

Эта встреча состоится 31 октября, в как бы отстёгнутый от ушедшего месяц назад бабьего лета мягкий осенний денёк, которому нехватает только летящей паутины, хотя и не знаю толком, бывает ли она, эта осенняя паутинка на центральных улицах и переулках Москвы.

В лучшие времена мы обычно встречались в офисе Кувалдина со скромной на двери табличкой "Наша улица" то на Балтийской, то на Складочной улицах, но нынче неизменный спонсор первого в России частного издателя переживает определённые временные трудности, и нам приходится общаться то в метро, то на улице, то в ЦДЛ, как, например, сегодня. Но мы, авторы "Нашей улицы" свято верим и в душе надеемся на то, что эти неудобства временные и, я думаю, не один автор молит Бога о помощи спонсору нашего мэтра в его бизнесе и делах предпринимательских, чтобы журнал вновь обрёл свой офис, и мы могли там собраться, поговорить о судьбах русского Слова, о будущем литературы, обменяться мнениями о творчестве собратьев по прозаическому перу, иногда подискутировать между собой, а особенно настырные - и с главным редактором, хотя такие поползновения чреваты...

В фойе Центрального Дома Литераторов пустынно, можно сказать безлюдно, за исключением двух-трёх человек, в ожидании назначенных встреч коротающих время за газетой "Новое человечество", номера которой разложены на трёх журнальных столиках, стоящих перед мягкими диванами с ярко-красной обивкой. Приглушённое освещение создаёт уют и даже некоторую интимность, отчего сами встречи кажутся теплее и желаннее.

Юрий Александрович появляется точно в назначенное время, на нём чёрная кожанка и такого же цвета замшевая кепочка-форца с небольшим - по-русски! - козырьком, придающим лицу теплоту, а взгляду добродушие.

Кувалдин позвонил мне накануне, пригласил на эту встречу из серии "Я иду, шагаю по Москве" и попутно пообещал захватить очередной ноябрьский номер журнала "Наша улица", в котором помещены четыре моих рассказа и цветное фото на обложке. Обещание выполнено с лихвой: в бело-синей пластиковой сумке, в профессионально упакованной пачке покоятся два с половиной десятка номеров вожделенного журнала, которую с этой минуты предстоит носить мне, так он и сказал, Кувалдин, поставив пакет на диван:

- Это носить вам.

Что ж, носить так носить - своя ноша не тянет, и я благодарно принимаю в свои руки довольно-таки увесистый свёрток и - впоследствии - доношу его до метро "Пушкинская" через множество знаменитых старинных улочек и переулков, начиная от Скарятинского, через Гранатный, Вспольный, Спиридоньевский, Ермолаевский, Малую Бронную улицу с Патриаршим прудом, Козихинские переулки и Малый Палашевский с выходом на Тверскую улицу.

Кувалдин каждый час, каждую минуту, как всегда, верен себе, своему журналу, своему делу: он достаёт из кармана цифровой фотоаппарат и начинает фотографировать меня прямо в фойе ЦДЛ, подыскивая место с наиболее подходящим освещением: сначала перед книжной стойкой, потом на парадной лестнице, поближе к широкому окну. При этом разговор о журнале, о прозе не прекращается ни на минуту: Кувалдин поймав нужную ему мысль, останавливается и словно считывает её со своего внутреннего экрана, уже как будто заранее чётко сформулированную благодаря уникальной кибернетической памяти, выдаёт её в виде готового текста из уже опубликованной своей вещи или изданной книги.

Потом он резко, безо всякого логического перехода, обрушивается вдруг на графоманов от поэзии: видно кто-то из таких хватов достал его до печёнок.

- Пишут, сами не понимают, что пишут. Ты почитай Мандельштама, Ахматову и устыдись своей убогости! "Шедевры" ведь выдают: "галка - палка"! Вы вот писали стихи, книги издавали, но в вас изначально жил прозаик. Вы умеете писать, да и ученик способный, прислушиваетесь к моим советам, хотя вам бы ещё в вашу прозу добавить побольше цвета, запаха, солнца, травы, неба, пространства, зоркости взгляда, мелочей художественных... Но люди не понимают! Переходи на прозу, брось серенькие стишки! В прозе во много раз больше возможностей, хотя и неимоверно трудно...

И вдруг читает изумительное четверостишие Ф.И.Тютчева "Последний катаклизм":

Когда пробьёт последний час природы,

Разрушится состав частей земных:

Всё зримое опять покроют воды,

И Божий лик изобразится в них.

- Вот настоящая поэзия! Эти строки надо выучить наизусть и читать графоманам. Хотя эта поэзия не для них - не поймут...

Выйдя из ЦДЛ, мы по Большой Никитской направляемся в сторону центра, сворачиваем в Скарятинский переулок и через Никитскую улицу выходим в Гранатный переулок к Центральному Дому Архитектора.

Название Гранатного переулка возникло по существовавшему здесь в ХУII веке Гранатному двору, где изготовлялись артиллерийские разрывные снаряды.

А за изящной чугунной решёткой стоит особняк, выстроенный в готических формах, где помещается Центральный Дом Архитектора. Это работа известного московского архитектора А.Э. Эриксона, выполненая в 1896 году. Стены красного кирпича резко контрастируют с белокаменными резными деталями, привлекают внимание островерхие кровли особняка с ажурными украшениями. К старому особняку в 1938-1941 годах пристроено новое здание, над входом которого схематически изображён план Москвы работы художника В.А. Фаворского.

К этим зданиям недавно пристроено третье, в котором находится Союз архитекторов, на этой же стороне (нечётной) переулка есть ещё один особняк постройки 1900 года, на месте которого в старом деревянном доме останавливался в 1870 году композитор А.П. Бородин, начавший здесь работу над оперой "Князь Игорь", а в 1895-!900. годах здесь жил выдающийся режиссёр Вл.И. Немирович-Данченко. На фоне Центрального Дома Архитектора мы поочерёдно фотографируем друг друга, недолгое время рассматриваем установленный здесь в 1980 году памятник архитектору А.В. Щусеву работы скульптора И.М. Рукавишникова и направляемся дальше.

На противоположной стороне переулка в одноэтажном деревянном доме жил в детстве будущий поэт Аполлон Майков, это место связано также с рождением известного писателя К.Г. Паустовского. Пряча фотоаппарат в карман, Кувалдин говорит:

- Я хочу показать вам места действия моего романа "Родина" и дом с магазином "Интим" во дворе, где родилась и жила героиня романа - Людмила Васильевна Щавелева. А вот в этом доме, что за памятником Щусеву, жила, не знаю, может быть ещё и сейчас живёт, Галина Леонидовна Брежнева, известная своей широкой натурой, подстать родителю... Как любит Кувалдин старую Москву, её улицы и переулки, перспективу которых он умеет ловить на плёнку через видоискатель своего фотоаппарата, как он обожает её разностильные дома, где когда-то жили знаменитые и незаметные люди. Эти переулки и дома дышат живой историей, и я надеюсь, а, скорее, мне больше хочется, чтобы нашёлся писатель или историк не менее, чем Кувалдин, любящий эти дома и переулки и написал их историю тепло и живо, воскресив в памяти людей, когда-то живших в этих местах. Подумать только, вот по этому шершавому булыжнику в своё время, возможно, проходил Михаил Булгаков или Марина Цветаева!..

Мы сворачиваем во Вспольный переулок, и Кувалдин просит меня посмотреть налево:

- Вон видите серо-зелёный дом? Сюда к Лаврентию Берии привозили чекисты понравившихся ему женщин!..

Господи! Да это же было в моё время, в пятидесятые годы!.. И мне живо вспомнилась смерть Сталина. Тогда я учился на втором курсе Тульского механического техникума имени С.И. Мосина и жил в Туле в общежитии на углу Советской улицы и Студенческого переулка. Утром я вышел из комнаты и встретил на лестнице рыдающую Анечку, студентку с соседнего потока. Она не могла идти и стояла, держась за перила лестницы, её плечики сотрясались от рыданий, она никого и ничего не видела и рыдала, как обиженный ребёнок, со всхлипом. Анечка была предметом моих тайных воздыханий, и я рыцарски бросился к ней на помощь.

- Что случилось, Аня? Кто тебя обидел? - во мне клокотал справедливый гнев и решительная готовность встать на защиту милого человека. Я тормошил девушку за плечи и пытался заглянуть ей в глаза: - Ну что, что случилось, Анечка?

Сквозь рыдания она еле выговорила:

- Умер!.. - и зарыдала ещё сильнее. Крупные слёзы, словно кристальной чистоты градины в летнюю грозу, катились по её щекам.

- Кто, кто умер?!

- Ста... а... а... лин! - только и выговорила она, растирая ладонями по щекам неутешные слёзы.

Оказывается, она только что услышала по радио утренние новости и так была потрясена известием, что не могла дальше находиться в комнате, и выбежала в коридор, испуганная и убитая обрушившимся тогда на всех нас огромным горем...

Вспольным переулок назван по известному в ХУII веке урочищу "Всполье". Название связано также с церковью Святого Георгия, что на Всполье. Слово это в древней Москве означало начало полей и "открытого места". В самом начале переулка в двухэтажном домике постройки 1873 года на первом этаже была квартира Вл. И. Немировича-Данченко в 1900-1904 годах, в этом же переулке в несохранившихся домах жили известный искусствовед и переводчик А.М. Эфрос и популярная артистка М.Ф. Андреева, а также знаменитый геохимик и минеролог В.И. Вернадский. Здесь же, во Вспольном переулке, мы подошли к дому, в котором жила героиня романа "Родина", "рыжая, маленькая, в красном платье с белой сумочкой старуха Щавелева Людмила Васильевна, член КПСС, доцент кафедры истории КПСС, кандидат исторических наук". Случайно или нет, но её дом выбран автором романа стоящим недалеко от домов, в которых обретались когда-то Лаврентий Берия и Галина Брежнева?..

Мы подходим к огромной коробке невзрачно-жёлтого цвета, и Куваддин специально заходит во двор, чтобы показать мне тот самый магазин "Интим" в котором "преданная идеям марксизма-ленинизма и в прямом смысле помешавшаяся на нём" старуха Щавелева покупала себе Фаллос. Как-то несколько странно было видеть в замкнутом безлюдном пространстве двора этот магазинчик "Эротика. Интим".

"В час жаркого весеннего заката на Патриарших прудах умерла Родина, - так начинается роман Юрия Кувалдина "Родина", перекликаясь с Булгаковским "Мастером и Маргаритой"... - Её - свою Родину - мать убила... задушила на спинке кровати и похоронила на Ваганьковском кладбище...фанатичка... символа старой системы... старуха Щавелева" (Н. .Краснова). "В романе соседствуют классический стиль с новейшим модерном, реализм с сюрреализмом, отмирающий постмодернизм, который "пора замещать... рецептуализмом" (Слава Лён). "А куда дальше? - ибо развитие Искусства непреложно (это уже цитата из самого романа). - Дальше - ближе: в рецептуализм..."

"- Вы с постмодернизмом были знакомы? - спросила Мила. - Разумеется, - сказал Булгаков - только этим методом и пользовался. Сей метод очень плодотворен. Он позволяет соединять несоединимое..." И далее Слава Лён в журнале "Наша улица" (№96(11) 2007) пишет о том, что Кувалдин "...не просто иронизирует над этим, явно устаревшим - ныне тупиковым - методом. Он прямо издевается над постмодернизмом. Постмодерн-роман РОДИНА кувалдой добивает постмодернизм. Тем паче, что перед автором, Кувалдиным, ярко разворачиваются зияющие высоты "рецептуализма".

Распрощавшись с домом старухи Щавелевой, минуя Спиридоньевский и Ермолаевский переулки, мы выходим к Патриаршему пруду на Малую Бронную. В Спиридоньевском переулке за Малой Бронной в 1906-1908 годах жила семья Маяковских, уехавшая из Грузии после неожиданной смерти отца поэта, заразившегося от укола пальца булавкой. Ермолаевский переулок назван по церкви Ермолая, что на Козьем болоте, построенной в 1610-1612 годах. В ХУII веке в районе бывшей Патриаршей Козьей слободы (название от древнего Козьего болота) существовали три Патриарших пруда, два из них засыпаны в начале XX века, а память о них сохранилась в названии Трёхпрудного переулка. Малая Бронная улица название получила по находившейся здесь в ХУ1-ХУII веках Бронной слободе, в которой мастера-бронники изготовляли металлические брони, панцыри, кольчуги и холодное оружие. Старое название Малой Бронной улицы - Воскресенская - связано с бывшей на ней церковью Воскресения.

На Патриарших прудах в конце XIX века Русское гимнастическое общество устраивало каток, и Л.Н. Толстой гулял нередко около катка, когда там катались его дочери. В рассказе "Святочная ночь" он описывает поездку к цыганам на " Патриарши пруды, что подле Козихии...

Г.П. Данилевский поселяет здесь княгиню Шелешпанскую в романе *Сожжённая Москва", а М.А. Булгаков начинает роман яМастер и Маргарита" именно в этих местах: "Однажды весною, в час небывалого жаркого заката, в Москве, на Патриарших прудах, появились два гражданина..." Сейчас около Патриаршего пруда уютный сквер, где стоит один из самых оригинальных московских памятников. Это статуя баснописца И.А. Крылова в сопровождении 12 героев его знаменитых басен; памятник был открыт в 1976 году.

Летом по пруду плавают черные лебеди, а зимой устраивается каток. В несохранившемся доме по Б.Козихинскому переулку в 1822 году родился поэт и критик А.А.Григорьев.

Задержавшись на перекрёстке, Кувалдин поясняет:

- Вот здесь под колёсами трамвая, идущего с Ермолаевского переулка на Бронную, погиб Берлиоз. Его отрезанная голова скатилась с откоса и прыгала по булыжникам Бронной... Но сразу понятно, что Булгаков в Москве был приезжим, а не коренным жителем: дело в том, что трамвай здесь никогда не ходил...

Попутно, на подходе к Патриаршему пруду, Кувалдин показывает дом в Малом Патриаршем переулке, где жил знаменитый авиаконструктор Н.Н. Поликарпов (1892-1944), создатель знаменитых самолётов: истребителей И-1, И-15, И-16, И-153, учебного и лёгкого ночного бомбардировщика У-2 (По-2), самолёта-разведчика Р-5 и других. Неутомимый фотоаппарат Кувалдина фиксирует на плёнку наше пребывание на Патриарших прудах, сначала на фоне сказочных фигур Ивана Андреевича Крылова, потом сидящими на скамейке с перспективой за спиной Патриаршей аллеи.

Закончив фотографирование, мы двинулись вдоль пруда и наткнулись на какую-то бестолковую съёмочную группу: киношники суетились, мешали друг другу, таскали аппаратуру, дёргали за кабели, словом, трудились во славу высокого искусства. Кувалдин, глядя на это действо, усмехнулся и, как мне показалось, даже порадовался:

- Народу много, а всё бестолку! Как хорошо, что я работаю один: никто не мешает, не на кого надеяться. Вчера до двенадцати ночи сидел за компьютером, расставил по номерам журнала, аж до одиннадцатого номера будущего года все ваши вещи, которые вы мне дали...

В конце аллеи, пройдя через Б.Козихинский и Трёхпрудный переулки и свернув в Малый Палашевский переулок, мы поднимаемся вверх, к Тверской улице.

Малый Палашевский переулок назван по урочищу Палаши, где в ХУII веке проживали мастера, ковавшие палаши - холодное оружие типа прямых сабель. Но по другой версии здесь тогда же проживали палачи-исполнители "торговой казни", то есть битья неисправимых должников батогами или кнутом на площадях. Эта версия подтверждается ещё и тем, что размещавшаяся здесь в то же время Никитская сотня посадских людей, числилась как находившаяся "в старых Палачах". Малый Палашевский переулок выходит под аркой на Тверскую улицу. В переулке до 1935 года находилась, "что в Старых Палашах", церковь, давшая название этому и соседнему переулку (Большой Палашевский).

В приходе этой церкви находился дом, где провёл несколько детских лет будущий известный поэт и критик Аполлон Григорьев.

Кувалдин, как заправский гид, остаётся верен самому себе, своей привязанности к московским домам и дворикам:

- Здесь где-то рядом стоял дом, в котором родилась Марина Цветаева. Марина Цветаева провела годы детства и юности в ныне несохранившемся доме в Трёхпрудном переулке. Поблизости от него вплоть до начала XX века существовали три пруда. Этот переулок связан с памятью об И.В. Цветаеве, основателе Музея изящных искусств в Москве, и его дочери - поэте Марине Цветаевой.

Малый Палашевский переулок выводит нас на Тверскую улицу, откуда мы, немного уставшие, но довольные прогулкой, и разъезжаемся по домам:

Юрий Александрович - в Братеево, а я - в Выхино.

Пушкинская площадь.

Метро Пушкинская".

Все дороги ведут к Пушкину.

Через несколько дней, желая уточнить некоторые детали нашей прогулки, я звоню Юрию Александровичу, и он, ответив на мои вопросы, сказал, как будто специально ждал этого звонка:

- Звоните ещё! Я радуюсь каждому человеку, который сохраняет свою душу для потомков.

"НАША УЛИЦА" №106 (9) сентябрь 2008