Сергей Михайлин-Плавский
ЖИВОНАЧАЛЬНАЯ ТРОИЦА
Недалеко от Борисовских прудов на Братеевской улице в Москве в
одном из двух "шоколадных" домов, как их называют местные жители,
живёт удивительный человек - Юрий Кувалдин, хорошо известный интеллектуальным
кругам нашей страны, а также ближнего и дальнего зарубежья, писатель и критик,
филолог по образованию, фанатик своего дела, прозаик по призванию и первый в
новой России частный издатель журнала русской литературы "Наша улица", которому в феврале 2008 исполняется 100
номеров.
Сегодня, 19 ноября, у Главного редактора - День рождения, первый
после 60-летнего юбилея, который был широко отмечен московской общественностью
сначала юбилейным вечером в Театре на Таганке, а потом показом по телевидению
документального фильма "ЮРИЙ КУВАЛДИН. ЖИЗНЬ В ТЕКСТЕ" по каналу
"Культура".
По этому поводу мы, Ваграм Кеворков и я, приглашены именинником к
нему домой на более чем скромный "мальчишник" с чаем и бутербродами
(притом - принципиально - никаких возлияний), но с
обширной и насыщенной программой, открывающейся чаепитием: время обеденного
перерыва, и необходимость и традиции требуют этого ритуала.
Чай к нашему приходу уже заварен и, по словам хозяина, он
""великолепен". Кувалдин усаживает нас за стол и начинает
готовить бутерброды с лососёвой икрой и красной рыбой. Сначала
на хлеб намазывает масло, потом, вскрыв вакуумную упаковку нарезки, осторожно
кончиком ножа поддевает край розовато-прозрачного ломтика и накладывает его на
тонкую скибочку хлеба с маслом. При этом вспоминает, как гостил у Юрия
Нагибина по поводу издания его знаменитого "Дневника", как радовался
Нагибин, что его "Дневник" будет издан ещё при его жизни. Да не успел
Юрий Маркович увидеть вышедшим в свет своё творение, месяца через два он, к
сожалению, умер.
- С Нагибиным дружил Лужков, - продолжает Кувалдин и вдруг -
назидательно, - дружите с великими,
общайтесь с ними, пишите о них, если хотите оставить след, ведь, что не
записано, того не существовало. Вчера вот по телевизору показали юбилей Эльдара
Рязанова - 80 лет, не шутка. Но я для себя Рязанова не числю
среди великих, Фелини, Андрей Тарковский - это вершины. Но его
"Карнавальная ночь" - это была эйфория, огромное желание праздника,
света в жизни. А потом "Берегись автомобиля" с гениальным выбором
Иннокентия Смоктуновского на главную роль...
Баграм Кеворков завозился за столом, достал из сумки и со словами
благодарности возвращает Кувалдину взятую у него книгу "Ночевала тучка
золотая". Кувалдин тут же откликается:
- А ведь Анатолий Приставкин предвосхитил чеченские события...
Исчерпывающая характеристика!
Документальный телевизионный фильм "ЮРИИ КУВАЛДИН. ЖИЗНЬ В
ТЕКСТЕ" открывается кадром, в котором Алексей Воронин, один из авторов
"Нашей улицы", бард и прозаик, поёт свою песню "В маленьком
раю". Потом в кадре возникает лицо Сергея Филатова, директора Фонда
молодёжных программ; он тепло говорит о юбиляре: "У Кувалдина характер
человека, любящего русское Слово..."
Вслед за Филатовым говорит Кувалдин, как будто давно ждал этого
момента: " Нам, приученным к искусству - отражению, пора
переучиваться: искусство - не отражение, а создание своего, доселе не бывшего
мира, углубление, достигаемое отстранением, уходом, изоляцией, сосредоточением,
отказом, экзистированием. Не от мира к познанию - от сознания в недра
мира. Не изображение вещей - живописание идей... Слово соотносится с Богом,
поэтому литература, как литургия..."
А за столом, попивая дымящийся терпким ароматом чаёк, Юрий
Александрович продолжает коментировать фильм:
- Моего детства коснулась тень великих: родился в доме, где в своё
время была знаменитая Греко-латинская академия, и по этим местам ходил
Ломоносов, неподалёку стоит памятник первопечатнику Ивану Фёдорову, а я ведь
тоже стал издателем, когда понял, что в пору моей молодости напечататься было
нельзя, тогда многих молодых на страницы журналов не пускали чиновники от
литературы, своеобразная мафия, оседлавшая богатую кормушку -"Союзпечать".
Юрий Кувалдин рассказывает, как "загремел* во времена так называемой
"хрущёвской оттепели" месяца на полтора в "Матросскую
тишину" за распространение самиздата романов Солженицина "В круге
первом" и Андрея Платонова "Чевенгур".
И сейчас здесь, за столом,добавляет:
- Андрей Платонов - это вершина нашей прозы.
На экране гениальный Золотухин гениально
читает гениального Иосифа Бродского "Пилигримы":
...И быть на земле закатам,
и быть над землёй рассветам.
Удобрить ее солдатам.
Одобрить ее поэтам.
Кувалдин весь в своей стихии -
писательстве: "Писатель проявляется степенью своей искренности. Быть
писателем научить нельзя. Писателем может быть только одиночка, вышагнувший из
социума и сидящий на облаке, наблюдающий бесконечное воспроизводство
человеков". А за столом герой фильма добавляет:
- По собственному писательскому опыту знаю, что святое искусство
находится в абсолютной зависимости от Божественной мудрости. В знаках, которые
оно представляет нашим глазам, проявляется нечто бесконечно превосходящее всё
наше человеческое искусство, сама Божественная Истина - сокровище света,
купленное нам кровью Христа (Херистоса)...
Фильм продолжается. На экране возникают и исчезают известные и
малоизвестные лица, а Кувалдин от стола быстро бежит на кухню, наполняет наши
бокалы новыми порциями чая и снова садится перед экраном телевизора.
Слава Лён - о романе "Родина", об ударе этим романом по
постмодернизму: он (Кувалдин) "не просто иронизирует над этим явно
устаревшим - тупиковым -
методом. Он прямо издевается над постмодернизмом. Постмодерн-роман
"Родина" кувалдой добивает постмодернизм, тем паче, что перед его
автором, Кувалдиным, ярко разворачиваются зияющие высоты рецептуализма."
Я так подробно описываю события, разворачивающиеся в фильме,
потому, что он был показан только один раз,21 ноября 2006 года, и, наверняка,
не просто читатели журнала "Наша улица", а многие авторы могли его не
видеть. А фильм поучителен и интересен, а мне интересен вдвойне: во-первых, за
столом перед телеком сидит главный герой и исполнитель Юрий Кувалдин; во-вторых главный режиссёр и также герой фильма Ваграм
Кеворков и ваш покорный слуга, скромно затерявшийся среди столичных
знаменитостей.
Вот снова в кадре возникает Кувалдин и проникновенно читает стихи
Осипа Мандельштама:
Я не увижу знаменитой "Федры"
В старинном многоярусном театре,
С прокопченной высокой галереи,
При свете оплывающих свечей.
И равнодушен к суете актёров,
Сбирающих рукоплесканий жатву,
Я не услышу обращённый к рампе,
Двойною рифмой оперённый стих...
Мелькают кадры.
Феликс Антипов, артист Театра на Таганке читает монолог из Венички Ерофеева.
Кувалдин: "Писательство - дело загробное, мы стоим
на пороге вечности. То, что не зафиксировано в слове, того не существовало. Для
меня наша жизнь, в которой бултыхаются миллионы, не имеет отношения к
литературе. Жизнь служит лишь поводом для литературы. Жизнь - конечна,
литература - вечна, рецептуальна..."
Никита Высоцкий что-то говорит в кадре под песню, исполняемую его
отцом, Владимиром Высоцким.
Сергей Филатов: "Мы делаем великое дело для литературы,
выпуская книги молодых. Этому способствует издательство Юрия Кувалдина
"Книжный сад".
В заключительных кадрах снова Алексей Воронин: "Я жил
когда-то в маленьком раю..."
Мы некоторое время молча сидим за столом,
потрясённые фильмом. Ваграм Кеворков говорит, раздумчиво растягивая слова для
большей убедительности и, скорее всего,для себя:
- Замечательный фильм, на несколько голов выше других подобных
фильмов, идущих по каналу "Культура".
Далее в программе встречи - небольшая пауза в конце чаепития:
уборка со стола и мытьё посуды. Кувалдин тщательно моет под струёй горячей воды
тарелки и кружки и ставит их в сушку над раковиной. Потом мы снова собираемся за столом и Юрий Александрович читает письма из
Германии от автора "Нашей улицы" Игоря Шесткова, который искренне и
горячо благодарит его за публикацию в журнале своих вещей. Затем мы слушаем
статью самого главного редактора, идущую в первом номере журнала за 2008 год
"Промчались дни, как оленей косящий бег": "Литература - это
писание и чтение в одиночестве. Писатель должен трудиться ежедневно, как
говорил Юрий Олеша, чтобы не потерять мастерство... "
Кувалдин читает письмо Репина Чехову, в котором великий художник
благодарит великого писателя за "Палату № 6", а на нас с книжной
стенки смотрит Антон Павлович, молодой, красивый, с аккуратной бородкой и в
пенсне с опущенной дужкой.
"Проза - это переложение души в знаки. Писатель пишет для
писателей, Петрарка писал для Мандельштама. Писателю необходимо знание Слова,
ибо Слово создаёт новую жизнь..."
И далее - снова об Слеше: "Ни дня
без строчки" написана по принципу ассоциаций, но какая глубинная связь с
первоисточником... Юрия Олешу Кувалдин открыл для меня на прошлой нашей
встрече, и сейчас он продолжает его открывать. Открытия - это свойство
беспокойной и жадной на жизнь натуры Юрия Кувалдина. Вот и сейчас он тащит нас
в свой "закуток" с компьютером и проигрывателем - открывать Петра
Лещенко.
Эстрадный певец (баритон) Лещенко Пётр Константинович (1898-1954)
в начале XХ века пел в солдатском церковном хоре, в
1917 году, после окончания школы прапорщиков в Киеве, был отправлен на
румынский фронт, где в августе того же года получил тяжёлое ранение и после
окончания лечения недолгое время служил псаломщиком в кишинёвской церкви. В
20-х годах обучался в парижской балетной школе, по окончании которой вместе с
первой женой Женни-Иоханне Закит гастролировал по странам Ближнего Востока с
песенно-танцевальными номерами. В качестве исполнителя цыганских романсов
впервые выступил в 1929 году в ресторане "Лондра" в городе Кишинёве. В
1930 году в Белграде пел на семейном празднике короля Александра
Карагеоргиевича. В том же году представил большую сольную программу с вошедшими
в неё песнями, написанными специально для Лещенко Оскаром Строком: "Чёрные
глаза", "Катя", "Мусенька родная" и др.
Потом в репертуаре певца появляются произведения различных жанров:
танго, фокстроты, цыганские и бытовые романсы, песни неизвестных авторов, Среди
них наибольшей популярностью пользовалась песня "Чубчик". В это же
время Пётр Лещенко исполняет песни Марка Марьяновского "Татьяна",
"Ванька, спой", "Марфуша", а также несколько песен
собственного сочинения: "Вернулась снова ты", "Лошадки".
Одновременно он пишет аранжировки ко многим песням.
В начале 30-х годов многие фирмы звукозаписи издают пластинки с
песнями в исполнении Петра Лещенко: "Columbia" (румынский филиал
английской фирмы), "Parlophon"(Германия),
"Elektrecord"(Румыния), "Bellacord"(Латвия).
В 1935 году Лещенко в Бухаресте открывает ресторан
"ЛЕЩЕНКО", в котором выступает с ансамблем "ТРИО ЛЕЩЕНКО"
(супруга певца и его младшие сестры - Валя и Катя) и начинающей эстрадной
певицей Аллой Баяновой.
Великая Отечественная война застаёт певца в Румынии, но он
уклоняется от службы в рядах румынской армии и продолжает концертную
деятельность, а летом 1942 года выступает в оккупированной фашистами Одессе. В
сентябре 1944 года, после освобождения Бухареста, даёт большой концерт для
офицеров Советской Армии, на котором исполняет собственные песни: "Я
тоскую по родине", "Наташа", "Надя-Надечка", а ещё
песни советских композиторов, среди них "Тёмную ночь"
Н.Богословского. В послевоенные годы на его концертах звучат песни Оскара
Строка: "Скажите,почему"; " Не
покидай"; "Спи,моё бедное сердце"; Д.Покрасса -"Всё, что
было"; А.Альбина -"Осенний мираж" и др.
26 марта 1951 года органы госбезопасности Румынии арестовали Петра
Лещенко, а годом позже и его супругу Веру Белоусову по обвинению в измене
Родине (за выступления в оккупированной Одессе). Вера Белоусова в 1953 году
была освобождена за отсутствием состава преступления, а Пётр Лещенко умер в
тюремной больнице в 1954 году. За свою творческую жизнь Лещенко выпустил свыше
180 граммофонных дисков, но ни одна из его записей в бывшем СССР не была
переиздана, кроме пластинки из серии "Поёт Петр Лещенко", выпущенной
в 1988 году фирмой "Мелодия" к 90-летию со дня рождения певца и тогда
же занявшей первое место в хит-параде ТАСС...
Мы сидим и молча наслаждаемся певческим
искусством почти забытого певца; звучат то грустные, то весёлые мелодии, часто
меняется музыкальное сопровождение: на смену гитаре залихватски врывается
гармошка. Звучат песни: грустная - "Прощай, мой табор", игриво-ироническая
- "Станочек".
- Какой мастер! - восхищается Ваграм Кеворков.
- А какая здесь фантастическая аранжировка! - добавляет Юрий
Кувалдин по окончании прослушивания песни "Спи, моё бедное сердце".
А песни нанизываются одна на другую, а сердце, устав за последние
годы от топорных мелодий и убойных ритмов (словно забивание шлямбура в бетонную
стену),с искренней радостью отзывается на знакомые
мелодии:
Стаканчики гранёные упали со стола.../ Жил отважный капитан,0н
объездил много стран./ Погибал срЭди акул.../ (так поёт певец, с твёрдым
произношением буквы "е")./А ну-ка песню нам пропой,/Весёлый ветер!../
Кто прЫвык за победу бороться...
А вот удалая, частушечная:
На столе стоит бутылка...
с припевом:
Тпру ты, ну ты!
и тревожная:
Тёмная ночь./ Только пули свистят по степи,/Только ветер гудит в
проводах,/Тускло звёзды мерцают...
Юрий Кувалдин не выдерживает охватившего его волнения и говорит:
- Ощущение такое, будто сидишь рядом с Никитой Богословским, ведь
Лещенко пел и его песни...
А песни каскадом льются на обрадованную душу:
Выпьем рюмочку до дна...
Дуня,люблю твои блины...
У самовара я и моя Маша...
Протяжно-задумчивая и неожиданно удалая:
Две гитары за спиной
Жалобно заныли...
Отчего и почему,
По какому случаю
Я одну тебя люолю,
Остальных я мучаю?..
Эх,раз,ещё раз,
Ещё много,много раз...
Кувалдин хорошо поставленным баритоном подхватывает эти напевы,
его голос схож с голосом певца, отчего любая песня становится ближе и понятней
душе.
Лещенко:
Ах, эти чёрные глаза
Меня пленили...
Что мне горе,
Жизни море
Надо вычерпать до дна*
Сердце, тише!
Выше, выше
Кубки сладкого вина!..
Кувалдин:
- Какое гениальное сопровождение и сочетание народных музыкальных
инструментов: кларнета, гармошки, контрабаса! Как он чувствует тонкие нюансы мелодии!
Вот бы сейчас сделать его концерт, да он всю современную эстраду заткнёт за пояс! Всё гениальное не пропадает, остаётся в
душах и современников, и потомков.
Лещенко:
Цыган играет,
Поёт цыганка
И вторит им
Всетаборный припев:
Тара-тара-там!..
Кувалдин на цыганский манер бросает руки одну за другой сначала в
одну сторону, потом в другую и при этом говорит:
- Сейчас будет самое гениальное - "Чубчик"!
Лещенко:
Раньше, чубчик, я тебя любила,
а теперь забыть я не могу...
Но я Сибири не страшуся,
Сибирь ведь тоже Русская земля...
Эх, развейся, чубчик, по ветру!..
Какие простые и бесхитростные слова, без всяких выкрутасов, но сколько в них душевного тепла и неподдельного чувства! Мы
уже устали от современных с неграмотными текстами шлягеров, которые по своему
внутреннему содержанию не годятся в подмётки самой простенькой и наивной
русской частушке. Один только Газманов чего стоит с его "шлямбуром":
"Я рождён в Советском Союзе,/ Сделан я в СССР". Да и другие певцы не
лучше: "Я перецеловал на твоём белье все дырочки" (передача "Ты
- суперстар" на НТВ) или "У меня неправильный обмен веществ"(там же).
По всем телевизионным каналам мы видим одни и те же лица, одних и
тех же певцов. Независимых, настоящих, талантливых певцов вытесняют из
музыкального пространства, из эфира,из умов
слушателей. Любые новые певцы - клоны старых, нет
развития. Кувалдин, имея в виду Петра Лещенко:
- Как можно было таких людей трогать?
Кеворков:
- Дикая страна!
Кувалдин:
- А я люблю работать под музыку, я специально её не слушаю, но она
мне помогает писать; люблю слушать Аркадия Северного, Петра Лещенко, Жанну
Бичевскую, когда она поёт под гитару на стихи моего недавно ушедшего в мир иной
друга Евгения Блажеевского:
По дороге в Загорск
понимаешь невольно, что осень
Растеряла июньскую удаль
и августа пышную власть,
Что дороги больны,
что темнеет не в десять, а в восемь,
Что тоскуют поля
и судьба не совсем удалась.
В последнее время все наши встречи с Кувалдиным заканчиваются
прогулками по Москве, по её улицам и переулкам. Вот и сейчас, окончив чаепитие
и насладившись песенной удалью Петра Лещенко, мы идём дворами от Братеевской
улицы в сторону Борисовских прудов. Наша земная, далеко не
святая троица в этот мягкий морозный вечер направляется к Храму Живоначальной
Троицы, что в Борисове, чтобы помолиться русской литературе
("...литература наша, сущая на небесах! да святится имя твоё, да приидет
царствие твоё; да будет воля твоя и на земле, как на небе; слово наше насущное
подавай нам на каждый день; и прости нам грехи наши, ибо и мы прощаем
всякому должнику нашему; и не введи нас в искушение, но избавь нас от невежд и
не желающих читать произведения художественной литературы... Ю.Кувалдин,
"День писателя") и очистить души от ежедневной скверны.
Такие прогулки стали уже традицией: почти любая наша встреча
оканчивается посещением ближайшего православного храма. Мы
идём в пойме реки Городни по дорожке к Большому Борисовскому пруду, переходим
аккуратный деревянный мостик над сливной плотиной пруда, огибаем церковную
ограду, поднимаемся на холм (а церкви наши предки всегда ставили на высоких
холмах, чтобы издалека её видеть, а вблизи при взгляде на неё, чтобы дух
захватывало от красоты и величия) и останавливаемся на минуту у ворот."...
Кувалдин стоял у Борисовских прудов, вотчины царя Бориса Годунова"
и читал свои стихи:
Церковных окон виден переплёт,
Где стёкла запотели от дыханий,
Как странно наблюдать на расстояньи,
Как странно: если служба там идёт...
Не в назиданье строилась Москва,
Но в корчах, как на сносях, распласталась
И стала потому-то голова,
Что криво и беззубо улыбалась,
Кормилицей налево и направо
Для каждого вошедшего была,
Для всей России стала переправой...
Скинув шапки и помолясь на паперти, входим в Храм, берём по три
свечи и зажжёнными ставим их за здравие литературы нашей сущей, за здравие ныне
живущих родных и близкий, во упокой усопших
родственников и друзей, потом долго любуемся богатым и красивейшим иконостасом
и, помолясь Святой Троице, выходим на улицу, из света в темь, в лёгкий морозец,
в автомобильный гул и суету города.
Господи! Как хорошо и благостно на душе! А храмов-то в Москве -
сорок сороков, не зря же зовут - Москва Златоглавая!
И, как бы подводя итог, Кувалдин останавливается посредине улицы и
голосом проповеди говорит:
- Писатель без православного начала в душе - не писатель. Каждый
его
рассказ, образ - это прощание с сиюминутным миром. Мир ведь
изменчив,
и следующий твой рассказ будет уже о другом мире, который родится
в твоей душе и отразится в этом твоём новом рассказе или образе.
Машины осторожно объезжают Кувалдина, стоящего посреди улицы, на проезжей части...
"НАША УЛИЦА" №108 (11) ноябрь 2008