Виктор Кузнецов-Казанский

"... А ИЗБЫ ГОРЯТ И ГОРЯТ"

рассказ

Далекой-далекой уже осенью на не полностью убранное картофельное поле за нашей околицей брюхом плюхнулся двухмоторный бомбардировщик. Со стороны райцентра к нему на военном ЗиСе подоспела "техпомощь" - подвела под крылья надувные резиновые подушки, позволившие высвободить шасси и поставить самолет на колеса... Летчиков разместили в гостевой комнате при правлении колхоза, и деревенские пацаны выведали у них, что отремонтированный ИЛ сможет взлететь, как только мокрое поле просохнет.

По вечерам голосистая Маруська Скворцова зазывно распевала на деревенском "пятачке":

                                                Приходите свататься,

                                                Я не стану прятаться.

                                                Я невеста не плоха -

                                                Выбираю жениха.

А усатый штурман, которому, скорее всего, и адресовались Маруськины призывы, умываясь по утрам во дворе правления, тоскливо повторял с сильным грузинским акцентом:

- Опять облачность многослойная! И села низко!..

...В этих-то измороси и тумане и послали нас, пятиклассников, в соседнюю деревню - разливать горючее для полевых станов. Ручной насос - ведра - воронка: пенящаяся солярка из цистерны, глубоко врытой в землю, распределялась по железным бочкам. Всем мешает появившийся невесть откуда подвыпивший франт Саня (хромовые сапоги гармошкой, белый шарф под черным ватничком, кепка-восьмиклинка с крошечным козырьком над пышным кудрявым чубом) - толкнет под локоть, ножку норовит подставить, а то и спичку зажечь.

- Сундучь отселя, мудила! - гонит его бригадир. - Со спичками не балуй!

Солярка - не бензин. Воспламенилась без взрыва. Но франт был объят пламенем, когда бригадир, накинув на перепуганного и вмиг протрезвевшего Саню овчинную шубу, кинулся сбивать кошмой огонь, уверенно ползущий к подземному резервуару.

Огромная шуба без рукавов служила противопожарным инвентарем. Пока мы бегали за ней и за кошмой, Саня основательно обгорел.

- Повезло нам, ребятки, - долго потом повторял бригадир. - Ладно - огонь не добрался до емкости. Она бы рванула, вас - покалечило, а я бы сел... Окажись там бензин, всем хана на месте...

Саню, стонущего и беспамятного, в бомбовом люке унес в туманное небо военный самолет, взлетевший с плоского луга - бомбардировщик всей деревней выкатили туда по досочкам... Почти полгода франт провалялся потом в областной больнице, чуть было концы не отдал, но постепенно - благодаря гусиному жиру - оклемался. Только рубцы и шрамы на всем теле остались...

***

...А совсем уже недавно в конце зимы ехал я в поезде в края, где вырос и окончил школу.

Перед отходом в вагоне разразилась перебранка. Двухметровый атлет расставил на трех багажных полках множество больших картонных коробок - таких, примерно, в какие упаковываются телевизоры. А человек постарше терпеливо объяснял столпившимся, что едут они втроем, но билета у них четыре.

- Вот наша единственная нижняя полка и под ней всего одна сумка, - показывал он. - Ставьте свои вещи, пожалуйста.

Конфликт был вскоре урегулирован. Незанятую полку попутчики уступили женщине с безбилетным по возрасту ребенком, хотя проводница нервно бросила, что на первой же станции "свободное" место передаст в кассу.

Хозяин коробок не возмутился, а только произнес:

- Тогда верните деньги. И не кричите, пожалуйста.

Проводница удалилась, заявив, что приведет начальника поезда и контролера.

- Цветы везем. К 8 марта, - доверительно и подробно объяснял мне попутчик (я на боковой полке оказался напротив). - На продажу. Вот она и шумит! А я весь багаж оплатил на Казанском вокзале - при пересадке. Думали вначале занять под коробки нижнюю полку - там не так жарко цветам. Вот и взяли лишний билет. Так, оказывается, не положено: еще до Москвы нас оштрафовали... Она приведет сейчас контролера, а я ей - квитанцию!.. Вот - указано, что в каждой коробке по пятьдесят кило. Пусть взвешивает, если хочет!

Но контролер взвешивать коробки не стала. Она вынула из кармана портновский "сантиметр", обмерила каждую и пригласила хозяина в купе проводника.

Рассказ продолжил зять:

- В Москве на Белорусском вокзале носильщики - сразу к нам. И требуют по доллару за коробку до стоянки такси. А там шофер "уазика" подлетает: "Двести до Казанского". "Не пойдет, - говорю. - Вези за сто". Другой - их у вокзала много - за сто сорок согласился...

- Там на такси по счетчику-то гораздо меньше.

- Знаю. Но вечером такси не поймаешь. А нам три машины нужны... Хорошо хоть на месте обещали встретить...

Гигант, словоохотливый, как и его тесть, успел рассказать, что, отслужив в воздушно-десантных войсках, вернулся домой полгода назад, женился, работает шофером и помогает тестю, ставшему первым в их районе фермером...

Тот в этот момент выглянул и поманил зятя пальцем. Зажав в кулачище сторублевку, атлет тоже скрылся в купе проводника.

Когда вернулись, я начал расспрашивать:

- Чего хотели от вас?

Отвечают наперебой:

- Негабаритный груз. Плата не по весу - по объему!

- Почему же в Москве не оформили сразу правильно? - спрашиваю.

- В этом-то главная беда: как положено, не знает никто. Нигде!..

...Подъезжаем. Поезд простоит здесь всего пять минут. Многие устремились к выходу. Поднесли коробки и мои попутчики. Пожилые грузные тетки задерживают и входящих, и выходящих: спускаемся по ступенькам, у всех чемоданы, сумки, баулы. И опять поток брани на цветоводов:

- Весь проход заняли!.. Наживаться едут!.. Спекулянты проклятые!

Не замечая (или делая такой вид?), фермеры пропустили всех. Только потом богатырь, составив на земле штабель коробок, принял на руки свою молодую жену с большой дорожной сумкой. А тесть зашагал вдоль поезда навстречу спешащему к нему человеку. Тот оказался щупленьким инвалидом. И я не представляю, как мои попутчики доволокли свой груз до его дома...

Люди эти долго не выходили у меня из головы. Тем более что лицо старшего казалось знакомым: где-то, думалось, я уже видел эту натянутую кожу вместо угла правой брови, белесые рубцы на руках - следы давнего ожога. И вдруг мелькнула догадка: да это же наш деревенский франт Саня - тот самый, что почти сорок лет назад чуть не сгорел по пьяному делу и нас едва не отправил на тот свет!.. Говорил же он в поезде, что возит цветы в родные края, где родственников у него не осталось!..

Я не был вполне уверен, что не ошибся. Вот и рассказал обо всем брату, и мы весь следующий день обследовали в нашем городе точки, где продаются цветы. Но вчерашних моих попутчиков не встретили. Уезжая, я просил, чтобы брат, если увидит торгующего цветами мужчину со следами давнего ожога на лице и руках, подошел к нему и поговорил по душам.

С тех пор прошли три года. Брат так нигде и не встретил нашего бывшего первого парня на деревне, хотя просьбу мою помнил. Я решил, что, либо ошибся и ехал вместе со мной не Саня, либо тот изменил свой фермерский профиль и больше в наши края цветы не возит. А может, задавили его бюрократы и чиновники крючкотворством, волокитой, преградами, придирками - чтобы вновь обратить в пустомелю и остолопа?..

Отгадку принес утренний (не было еще шести часов) звонок брата:

- Встретил вчера твоего Саню! Он вспомнил тебя в поезде, хотя, конечно, не догадывался, что ехавший на боковой полке москвич ("Из тех, - сказал, - кого прежде присылали в колхоз на уборочную") - свидетель его давнего ожога. Но к его старым рубцам добавились свежие: на лице, на руках, на шее... Вскоре после той поездки ферму его облили бензином и подожгли. Зять погиб, спасая поросят. А сам он чудом остался жив. Шесть раз был под общим наркозом: пересадки кожи делали - ремнями со спины на грудь. Где только нашел он силы начать все с начала?..

Литературный альманах Юрия Кувалдина "Золотая птица", Издательство "Книжный сад", Москва, 2009, 52 авторских листа, 832 стр., переплет 7цб, оформление художника Александра Трифонова, тираж 1.000 экз., стр. 670.