Виктор Кузнецов-Казанский

КУДРЯВАЯ КЛАВА С ВОРОНЕЖСКОЙ УЛИЦЫ

рассказ

Клава живет на Воронежской - в большом угловом доме напротив таинственного подземелья, куда по утрам устремляются двуногие из всех окрестных многоэтажек и куда в поисках тепла и чего-нибудь съестного забегают некоторые из ее сородичей. Но, судя по их недовольному и ошарашенному виду, поживиться там нечем, а пинок под хвост или в бок получить очень даже просто...

Близкими родичами Клава признает только таких же, как и сама, маленьких черных пуделей, которых можно почти не опасаться. Обидно только, если двуногие, выводящие своих холеных любимцев на прогулку, не подпускают их к хромой и грязной бездомной собачонке...

Больше всего Клава боится бродячих псов. От качающегося и орущего песню двуногого спрятаться нетрудно. Даже от пущенного им камня можно убежать. А как спастись от лязгающей пасти остервенелой дворняги?.. Разве что, юркнув в узенький лаз, отделяющий двор от спасительного подвала - сырого и полутемного.

Изгнанная много лет назад из квартиры во втором подъезде, она поселилась в этом подполье, куда приползла зализывать обиду и мучительно болевшие раны... Среди переплетения труб она с тех пор спасается от лютого холода, превращающего в камень и оброненный кем-то кусок пирожка, и прокисшую картофелину, и макароны, словом - все, что удается отыскать около мусорных ящиков или ларьков на ярмарке через дорогу. Когда-то, еще неопытной добытчицей съестного, Клава спешила к открытию ярмарки. Перебегала проезжую часть улицы, занятая невеселыми мыслями о собачьей жизни... И угодила под колесо мчащейся машины.

Непонятно, как сумела перебороть нестерпимую боль. С тех пор размозженная задняя нога стала кривой и короткой. Сколько лет прошло, а по болям в культе - то резким, то ноющим - Клава узнает надвигающуюся непогоду.

Когда все вокруг становится холодным и белым, отпечатывается каждый след. Изголодавшаяся дрожащая Клава, свернувшись клубком, вжимается в засаленную телогрейку, брошенную кем-то на толстые теплые трубы вдоль стены. И засыпает, повизгивая и дергаясь. Иногда ей снится, как появляются на свет ее щенки. Которые еще слепыми умирали от голода в полумраке этого подвала, остервенело впиваясь в ее пустые сосцы. И из круглых черных глаз Клавы бусинками скатываются слезы... Она жалобно выла, но потом забывала своих детей в горестной круговерти собачьей жизни.

Снилось ей и собственное детство в маленькой квартирке, заставленной старыми вещами и пропахшей пылью и плохо промытыми телами двуногих.

Морщинистые руки хозяйки по очереди приподнимают за загривок новорожденных щенков - ее и ее братьев и сестер...

Клава видела во сне, как захлебывались в унитазе оказавшиеся никому не нужными черные пудельки. А ее оставили, что называется, на развод. Или как игрушку для маленького горластого пацана. Который то превращал крошечную собаку в вороного коня и норовил сесть на нее верхом, то старался ввинтить ей в горло свой ботинок... Но Клава все равно сразу же признала в нем хозяина и привязалась всей душой. Ведь Малыш нередко отказывался спать, если Клаву не уложат к нему под одеяло.

Самое страшное ожидало ее впереди, когда отчим мальчишки вышвырнул Клаву во двор и вдогонку со всего размаху пнул ногой в живот. Она с визгом отлетела в сторону - от боли и обиды перехватило дух. И, поджав хвост, поползла прочь. Дорогу ей тут же преградила большая рычащая дворняга, и Клава метнулась назад - к дому, где нашла приют в подземном полумраке. Узкий лаз, недоступный большим псам, сделал ее тамошнее существование относительно безопасным. Воевать пришлось только с кошками и крысами. И Клава прожила с ними по соседству без малого восемь лет и зим.

Во двор Клава обычно выходит по утрам. Горбясь, крадется вдоль стены, с опаской поглядывая на деловито спешащих двуногих. Малорослых - шустрых, крикливых и сбивающихся в стайки - приходится опасаться больше всего. Но именно они иногда бросают ей вслед что-нибудь съедобное. И Клава, непременно следуя собачьему этикету, никогда не набрасывается на подачку с жадностью - держит паузу. Тем более что вслед за пищей может полететь и град камней.

Последнее время под угловой лоджией первого этажа она стала регулярно находить банку с обрезками колбасы или сала, косточкой или куриными потрохами... Вскоре она узнала, кто ее благодетель... Очкастый дядька, придя на угол, озирался и терпеливо высматривал кого-то. Она почувствовала - он дожидается ее. И, стараясь не приближаться к двуногому ближе, чем на пять-шесть шагов, стала выходить навстречу. Потом, встречая Очкастого, когда он мимо ее дома возвращался с работы, принималась по-старушечьи сварливо тявкать, требуя угощения. При этом вечно поджатый ее хвостишко сам собой совершал движения радости и привета.

Но однажды дорогу Очкастому преградили бывшая Клавина хозяйка и вытянувшийся, как сорняк, ее бритоголовый сынок:

- Долго будешь помойку да мух под окнами разводить, сука?!

А по-прежнему обожаемый Клавой ее юный истязатель и мучитель пробасил:

- Собака наша! Не отвяжешься, вмажу - мало не покажется! Только держи очки...

Очкастый оторопел:

- Какая же она ваша - одинокая и голодная? На помойке роется.

Клава забилась в угол и виновато тявкнула. Очкастый сунул приготовленную было банку в свой портфель и, не оборачиваясь, зашагал к подземелью.

С тех пор, завидев Очкастого, собака испугано кидается наутек. А тот все равно высматривает ее и, если заметит, вытряхивает вкусное содержимое неизменной своей банки туда, где посуше. И Клава лакомится угощением - если, конечно, успеет опередить ворон и других собак. И тогда довольный Очкастый относит пустую банку в контейнер с мусором - если идет к станции метро, или прячет в портфель - если шагает домой...

Теперь Клава во двор выходит в темноте, и из своего укрытия внимательно наблюдает за происходящим. А ее знакомец, появляясь на дорожке утром и вечером, непременно останавливается и высматривает Клаву. Вот и сегодня он привычным движением запустил руку в портфель, вытащил оттуда пакет и стал развязывать - как догадалась Клава, вознамерился угостить ее чем-то вкусненьким...

Но тут выскочившие из подъезда "блюстители чистоты" в секунду скрутили Клавиного благодетеля и вырвали у него портфель:

- Один раз, трам-тарарам, тебе объяснили!.. Мало?!

Сынок Клавиной хозяйки, дыша перегаром, ударил Очкастого кулаком в лицо, сбил очки. Почти ничего не видя, тот наклонился, ища их в траве. А парень схватил валявшуюся в кустах трубу и занес над головой Очкастого.

Спасение пришло от Клавы. Она с лаем выскочила из укрытия, подпрыгнула и впилась зубами в запястье прежнего своего хозяина. От неожиданности бритоголовый выпустил из рук трубу и старался сбросить с себя старую облезлую собачонку, которая лапами царапала ему грудь и живот. Наконец, ему удалось сбросить Клаву; он взглянул на Очкастого, и кураж мгновенно прошел. Очкастый, наступив ногой на трубу, стоял во весь рост в боксерской стойке. Вновь атаковать его бритоголовый не решился.

Очкастый, видя, что атаки не будет, поднял портфель, призывно махнул собаке. И она, пождав покалеченную заднюю лапу, на трех остальных кособоко, но радостно заторопилась вслед за ним, победно и весело крутя коротеньким огрызком хвоста...

Чутье не подвело кудрявую Клаву (недаром говорят про пуделей: еще не человек, но уже не собака!). Она отвоевала право на новую жизнь.

Такое удается далеко не каждой собаке - даже молодой и здоровой...

Литературный альманах Юрия Кувалдина "Золотая птица", Издательство "Книжный сад", Москва, 2009, 52 авторских листа, 832 стр., переплет 7цб, оформление художника Александра Трифонова, тираж 1.000 экз., стр. 653.