Алексей
Некрасов-Вебер
ДОРОГАЯ МОЯ
эссе
Дорогая моя,
обращаюсь к тебе и не могу начать словом "здравствуй". Все обычные
пожелание мира живых утратили смысл перед той преградой, что нас теперь
разделила. Вечерами, зажигая свечу, я встаю на колени и мысленно пытаюсь
говорить с тобой. Но ответа мне уже никогда не услышать. Огонек свечи тускло
мерцает в полумраке опустевшей квартиры, за ним твоя фотография в черной
траурной рамке. Я поставил ее между нашими домашними иконами. Помнишь, как мы
вместе покупали их в церковной лавочке? Помнишь, как в последний раз вместе
ходили святить куличи на Пасху? И сколько же еще обычных бытовых событий нашей
жизни обрели вдруг этот страшный эпитет " последний "!
Все конается
в этом бренном мире, но я давно уже решил, что поверил в бессмертие. А вот
теперь стою на коленях и чувствую, как слаба и призрачна моя вера. Пытаюсь
убедить себя, что душа твоя не исчезла бесследно, надеюсь, что слышишь меня,
что ты сейчас где-то рядом. Но все мои мольбы и надежды разбиваются о холодный
гранит неоспоримого факта:
- Здесь на
этой Земле я тебя уже никогда не увижу!
Непреодолимая
пропасть разделила жизнь на "до и после".
Оглядываясь назад, вижу, как картонной мишурой осыпаются наши взаимные обиды, и
остается только безграничное счастье. Все эти годы я до конца не понимал, не
чувствовал этого. Прозрел в лишь тот миг, когда вытаскивал тебя из разбитой
машины. Ты еще была жива, но земля уже разломилась под нами. Я сидел рядом на
залитом тосолом асфальте, держал твою руку и мысленно давал клятвы, что теперь
все будет по-другому.
Но было уже
слишком поздно! Мое запоздалое раскаяние не могло удержать расползающиеся края
пропасти. Ты была уже на другой стороне, молча смотрела на меня и, наверное, прощалась. Я тогда еще не понимал этого, суетливо
оглядывался по сторонам, ждал, когда сквозь поток машин пробьется "скорая
помощь". А железная рычащая река катилась мимо нас, и ничто не могло
остановить ее течение. Огромные фуры везли груз к белорусской границе,
москвичи, проклиная очередную пробку, ехали на дачу. Точно так же еще совсем
недавно и мы с тобой проезжали мимо искореженных машин, мимо чьих-то
разорванных жизней. Ты испуганно крестилась, я вцепившись в руль смотрел на дорогу. Но вот и нас вырвало из потока и бросило
на клочок дороги где для тебя навсегда остановилось
время. А я продолжаю жить...
Еще совсем
недавно твоя веселая энергия наполняла наш дом. Ты строила планы, чем-то
восхищалась, чего-то шумно и бескомпромиссно осуждала. Теперь же тишина и
пустота сквозь страшную брешь заползают в стены нашей квартиры. Пока еще они не
могут взять полную власть. Фотографии, вещи, красивые безделушки, которые ты
так любила покупать, создают иллюзию, что ты просто уехала от нас на какое-то
время. И главное, что сознание не может до конца принять свершившееся. Но
чувствую, как пустота побеждает и только лишь слабый огонек веры помогает
сопротивляться. Уже ничего и никак нельзя исправить, но я отчаянно хочу
поверить, что человек не может вот так просто уйти в никуда. Хочется думать, что ты смотришь на меня из другого более счастливого
мира и снисходительно прощаешь, все, к чему так не терпимо относилась раньше.
Может быть, поэтому откуда-то берутся силы не согнуться под свалившимся на
плечи грузом беды. А иногда даже вспыхивает желание добиться хотя бы малых
успехов в этой земной жизни, с единственной целью посвятить их тебе. Какой-то
скептический голос шепчет, что я тешу себя обманом. Но зачем мне правда, если
она лишает мою жизнь смысла?! Отныне и навсегда я злейший враг этих пустых
бездушных истин и преданный адепт обмана!
...Иногда
огонек свечи вдруг начинает метаться из стороны в сторону. В эти мгновения,
кажется, что это ты разговариваешь со мной. Я понимаю, что причина всего лишь
ветер. Но воздух вокруг абсолютно неподвижен. Он застыл в душном мареве летнего
вечера, а пламя продолжает дрожать, опровергая законы физики и всю бесконечную
пошлость здравого смысла...
Все эти дни
я почти не могу смотреть телевизор, но много читаю. Ожившие голоса философов
снова звучат в моем сознании. Они утверждают, доказывают, спорят. Когда-то это
было для меня важно и интересно. А теперь всю философию мира я бы отдал за то,
чтобы услышать твой веселый живой голос! Но это невозможно и поневоле начинаешь
прислушиваться к их спору. Сейчас все воспринимается совершено по иному. Сухие логические построения отметаешь как бессмысленную
игру интеллекта. Но иногда за словами и фразами вдруг слышишь до боли знакомый
крик человека, застывшего перед зажженной свечой на коленях. И тогда начинаешь
понимать:
- Когда-то и
они Великие вот также растерянно стояли перед закрытыми воротами в вечность. И
вся философия лишь попытка преодолеть эту страшную преграду. Попытка заранее
обреченная, но люди делали ее, и будут делать снова и снова. И даже одно это
придает ей смысл и оправдание.
В дневной
суете я все чаще с испугом замечаю, что начинаю возвращаться к нормальной
жизни. Всеми силами души гоню прочь это чувство. После того, что случилось,
нормальной жизни уже быть не может! Но мир продолжает обволакивать. Тот самый
мир мелких земных радостей и соблазнов, который ты так искренне по-детски
любила, теперь пытается растворить мою память. Нашептывает, что бессмысленно
скорбеть о навсегда ушедших. Спасаясь от этих мыслей, стараюсь уйти в работу.
Ведь именно работа, а не уютное тепленькое домашнее счастье, смысл и оправдание
земного пути человека. А для меня есть еще и счастливые часы, когда мысли,
материализуясь, ложатся на бумагу. Ты не одобряла это мое увлечение, но прости,
без него я уже не могу! Тебя нельзя найти в моих прежних литературных
фантазиях, возможно просто потому, что ты и так всегда была рядом. Как будет
дальше, не знаю. Но все, что удалось написать раньше и все что удастся написать
и сделать потом, я посвящаю тебе, дорогая моя!
... Огонек
свечи опять начинает дрожать. Быть может, это вдоль дальней стены крадется
ветер. А, может быть, это ты пытаешься ответить на мои мысли, но этого я уже
никогда доподлинно не узнаю. Сознавая свое бессилие, смотрю, как пламя пляшет
вокруг свечки, и думаю, что еще один вечер прожил без тебя.
Литературный альманах Юрия Кувалдина "Золотая птица",
Издательство "Книжный сад", Москва, 2009, 52 авторских листа, 832
стр., переплет 7цб, оформление художника Александра Трифонова, тираж 1.000
экз., стр. 3.