Александр Трифонов

ЧЕЛОВЕК ЭПОХИ ВОЗРОЖДЕНИЯ

О творчестве Игоря Снегура

Я люблю бывать в просторной мастерской художника Игоря Григорьевича Снегура в тихом переулке на старом Арбате. Стоит мне только прийти, как Игорь Григорьевич начинает говорить. Это мастер устного рассказа. Но не простого рассказа, а экспромтом выдаваемого художественно-философского монолога, который с большим удовольствием слушают даже не знакомые с художником гости, потому что Игорь Снегур в полной мере выражается в этих монологах как большой мыслитель. И эти неостанавливаемые ни на минуту монологи не исчезают бесследно, потому что их кропотливо записывает и переносить на бумагу жена и секретарь Игоря Снегура Татьяна Сачинская. Благодаря ей мы видим в действии восклицание: "Остановись мгновенье, ты прекрасно!"
Вот, к слову говоря, пример таких остановленных в воздухе устных слов: "Каждый находит себе отдельную, как он ее слышит, форму. Один уходит в монастырь, другой закрывается у себя в "берлоге", третий выбрасывает телевизор, который не оставляет ему ни одной своей собственной мысли. Сидит редактор-разработчик. Ты - потребитель, а не ваятель! Сейчас все средства массовой информации делают не ваятелей, а потребителей. Так вот, если человек чувствует, что его ставят в систему не творческого лица, свободного, а делают его рабом потребления, а потребитель пассивен - это раб. Так вот, цивилизация так и развивается. Художники, как наиболее спонтанные, в отличие от массовой культуры, выходят в другую систему и находят форму для самовыражения. Они - антагонисты к средствам массовой информации. Творчество антагонистично средствам массовой информации. Средства массовой информации - газеты, журналы, телевидение, кино и поп-музыка - это антагонисты творчеству. Там работает другая система. Ты открыл уши, слушаешь музыку, и все новые темы, авторы, а еще зрительный ряд - это уже порабощение! Когда зрительный ряд с музыкой - это уже тотально. Выживет тот, кто от этой системы будет свободен и сможет отойти. Что мы сделали с Танечкой? У нас нет телевизора! Вот время остается - часик, полчасика - мы читаем. Ну, две страницы прочтешь. А почему Европа не читает? Потому что не творит!"
Вы чувствуете энергию гения рецептуализма художника Игоря Снегура?!
Но я был поистине поражен, когда прочитал художественные произведения Игоря Снегура, в частности, великолепную повесть "Прощай, Таруса!". И мне стало ясно, что передо мною не только художник, но и писатель, то есть человек, по сути дела, эпохи возрождения. Я считаю, что мне, молодому художнику, сильно повезло, что я имел возможность познакомиться с Игорем Снегуром, на мой взгляд, крупнейшим представителем современного русского искусства.
Я пристально изучаю творчество Игоря Снегура. И часто сравниваю его с Казимиром Малевичем.
Четкая форма поэтической геометрии с открытым цветом. У Малевича была вера в художественный процесс, которая появилась у него еще с раннего детства и до самой кончины не покидала его. Он не раз в своей жизни соприкасался с архаическими знаковыми формами народного искусства. В первом он видел вектор движения современного искусства. Второе дало ему истоки собственного стиля - плоскость, белый фон и чистый цвет. Такие мотивы были характерными для народного искусства в то время, стоит только вспомнить вышивку. Но каким бы не представал перед нами генезис супрематизма, главным его качеством являлась новизна, а также непохожесть на все, что создавалось ранее. Малевич противопоставлял традиционному образу супрематический знак.
Мне, конечно, очень приятно, что такой маститый художник с добрыми чувствами относится к молодым художникам, в том числе и ко мне. Вот уже несколько раз Игорь Снегур участвует в совместных выставках в галерее А-3 вместе со мной и очень талантливым художником Виталием Копачевым.
В одном месте Игорь Снегур потрясающе говорит о моем любимом художнике Василии Кандинском: "Значит так, он начинает, как все: он ученик, потом не ученик... Вот образ, представь себе: обычный пейзаж. Ну, ладно, от пост-импрессионистов, Дерена, Утрилло, ребят, которые форму утверждают, только работают они не так, как академики... Но Кандинский вот эту доминанту свою, основную линию самовыражения укладывает в цвет, она у него самая могучая! Ни композиция, и ни форма... Так вот, именно поэтому произошла с ним такая деформация: у него цвет самодовлеющий, переработанный, игровой, оказывается главным, а не форма. Поэтому у него постепенно предметное "истаивает", до контура доходит, и, наконец, контур растворяется... Что он там делал внутри дерева, внутри дома, внутри человека, который стоит, или идет куда-то... Он все это отпустил на "свободу", потому что форма пропала, потому что у него был мощный, чувственный, интуитивный, чувствительный познаватель гармонии, или зарядов, которые содержатся в материале. Они оказались доминирующими. У одного форма, скажем, у Пикассо. Он совершал рейды в сторону цвета, но только разрушал пространство, плоскость, и никогда не играл с цветом, понимаешь, нет? Хотя арсенал средств структурных был уже хорошо и повсеместно наработан и российскими и французскими художниками, но он все равно формой держал. А Кандинский взял и растворил форму. А что делал Малевич? Наоборот, возвращал к геометрии. С самого, наверно, детства, он тянулся к геометрии... Но к геометрии другого типа, когда предметность совсем другого типа, абстрактная, отсюда - супрематизм. Так вот, Кандинский, растворив границы форм, в среднем периоде вышел в свой полет, но не отказывался и не мог уйти полностью от предметного, предметной ассоциации... В общем, у него всегда самодовлела предметная ассоциация. Это второй уровень, когда нет предмета, но ассоциативная культура у него реалистическая. Кандинский не стал чистым абстракционистом в том смысле слова, в котором мы сегодня этот термин воспринимаем... Все его работы - и ранние, и средние, и поздние - это исчезновение предметной формы, до последнего знака, до интуитивно воспринимаемого, что важно для него. Это богатый интеллигент, интеллект с глубокой ассоциацией. Я уже говорил, что освободиться от формы может лишь человек с глубоко ассоциативным восприятием. То есть, когда он даже полуовал, получерту воспринимает как предметное, как что-то знакомое, известное, и он ее тоже снимает, это же аналитическая такая часть - это уход от предмета. И, если бы он чувством чистым творил в своем абстрактном периоде, то там бы наверняка были бы случайные формообразования, которые в спонтанном творчестве возникают. Он следил за этим, то есть он и здесь, когда был чистым экспрессионистом абстрактным, он следил, чтобы форма не напоминала известный обществу знак. Хлебников, скажем, по ассоциации, это попытка убрать знаки: слово - знак... Но, справиться с этим материалом и его организовать может только могучая культура души и интеллекта, иначе через спонтанное, творящий в цвете художник, идущий за этими командами, обязательно изобразит, сам того не видя, цветоформы, которые будут сообщать что-то свое, стихийное. Однако, попробуй вот так себя "анигилировать", ну да, "анигилировать" в ничто..."
Игорь Снегур является организатором и духовным руководителем знаменитой "двадцатки" художников на Малой Грузинской. Среди них был и замечательный художник Эдуард Дробицкий, царство ему небесное, бывавший и выступавший на моих выставках, полюбивший мои холсты и принявший меня в свой Творческий Союз художников России.
Читать тексты художника Игоря Снегура - значит погружаться в настоящий мир искусства.
Я не открою нечто сверхзакрытое, когда скажу, что знак - это материальный объект (артефакт), выступающий в коммуникативном или трансляционном процессе аналогом другого объекта (предмета, свойства, явления, понятия, действия), замещающий его. 3нак является основным средством культуры, с его помощью осуществляется фиксация и оценка индивидуальной и общезначимой информации о человеке и мире в культурных текстах, общение индивидов и социальных групп между собой, совместное целедостижение. 3нак тесно связан с такими более сложными формами фиксации культурно-значимой информации, как символ, художественный образ, культурный код.
Художник Игорь Снегур в моих глазах встает в один ряд с Казимиром Малевичем, Пабло Пикассо и Василием Кандинским.
Для меня главным знаком в современноим искусстве стал "Черный квадрат" Казимира Малевича. Мы помним, что "Черный квадрат" был представлен публике на "Последней футуристической выставке картин 0,10 (ноль-десять)", открывшейся в Петрограде 19 (или 17-го) декабря 1915 года. На ней Малевич показал беспредметные картины и объявил о наступлении "нового живописного реализма" ("супрематизма"). Термином "супрематизм" (от лат. supremus, "высочайший, или преодолевающий") Малевич называет высший и последний этап искусства, суть которого заключается в выходе за традиционные рамки, за пределы видимого, умопостигаемого мира, в Ничто, в Абсолют. Именно так, по мнению Малевича, и можно спасти мир, потерявший целостность и находящийся на грани гибели. 39 абсолютно беспредметных работ, в том числе и знаменитый "Черный квадрат", были выставлены на этой выставке. Малевич назвал их "новым беспредметным реализмом". Вместе с Пуни, Богуславской, Клюном, Меньковым он написал декларацию, которая вошла в их совместный манифест и брошюру, где Малевич объяснял смысл своих работ. Декларация стала введением к новой брошюре - "От кубизма и футуризма к супрематизму. Новый живописный реализм". В ней Казимир Малевич писал: "Наш мир искусства стал новым, беспредметным, чистым. Исчезло все, осталась масса материала, из которого будет строиться новая форма.
Читая прозу и статьи художника Игоря Снегура я получаю необычайное удовольствие от самого мастерского потока слов, от сумбура, проясняющего логику, потому что искусство по своей природе алогично, как будто я слышу истинную высокую поэзию.

Иннокентий Анненский

ПЕРВЫЙ ФОРТЕПЬЯННЫЙ СОНЕТ

Есть книга чудная, где с каждою страницей
Галлюцинации таинственно свиты:
Там полон старый сад луной и небылицей,
Там клен бумажные заворожил листы,
Там в очертаниях тревожной пустоты,
Упившись чарами луны зеленолицей,
Менады белою мятутся вереницей,
И десять реет их по клавишам мечты.
Но, изумрудами запястий залитая,
Меня волнует дев мучительная стая:
Кристально чистые так бешено горды.
И я порвать хочу серебряные звенья...
Но нет разлуки нам, ни мира, ни забвенья,
И режут сердце мне их узкие следы...

1904

На обсуждении альманаха "Ре-цепт" выпуска 2008 года в библиотеке имени Андрея Платонова на "Аэропорте" я сказал, что с Игорем Снегуром у нас идет некая перекличка. У него есть целый кусок о Кандинском. А у меня о Малевиче. То есть мы с ним говорим о двух великих русских художниках, о двух столпах нашего авангарда. Мне очень нравятся у Игоря Снегура глубокие, философские, искусствоведческие размышления о сущности живописи. Допустим, о том, что Малевич и Кандинский берут структуру мира и через живопись пытаются подобраться к фундаментальным основам и законам мироздания. Присутствует у него в беседах масса интереснейших мыслей. Вот, к примеру, об индивидуалистах: "Я отношу себя к категории созидателей - Малевич, Кандинский, Лисицкий, но не к индивидуалистам. Индивидуалист - это редкое обаяние, это от Бога дар! А все созидатели - это строители, ревнители, узурпаторы, все они тотальны, сверхтотальны! А индивидуалисты - это Лермонтов, Есенин, там же Модильяни".
Или обращают на себя внимание очень интересные размышления об абстрактной живописи: "Для меня живопись абстрактна и беспредметна. Я ее называю духовной. Абстрактная живопись это процесс, в котором художник, личность в данном случае не названы. Через этот язык автор проверяет себя, насколько он близок к гармонизации цвета, формы, пространства в языке изобразительном".
Вот так экспромтом, а все хорошее в искусстве, по словам Достоевского, делается экспромтом, получилась у нас с Игорем Снегуром прекрасная переклича.

Литературный альманах Юрия Кувалдина "Золотая птица", Издательство "Книжный сад", Москва, 2009, 52 авторских листа, 832 стр., переплет 7цб, оформление художника Александра Трифонова, тираж 1.000 экз., стр. 174.